- Куда теперь, Михаил Анатольевич?
- Скоро я уезжаю в Нью-Йорк - у меня сейчас там идет подготовка к лондонскому фестивалю. Но калининградскую публику надолго не брошу - в июне я приглашен на фестиваль "Русская музыка на Балтике".
- Чем выступление в Калининградском драматическом театре отличалось от выступления в Роял Альберт Холл?
- Лондонский Роял Альберт Холл - это, конечно, вершина всемирного музыкального искусства. Недавно, исполнив там "Реквием" Верди, я забрался на эту вершину. Исполнил мечту. Калининград отличается тем, что здесь моя публика, родная. В зале сидят люди, с которыми я давно знаком лично. Это мое землячество.
- А какой он, Калининград, в ваших детских воспоминаниях?
- Помню взрыв оперного театра. Я его сам наблюдал из окна музыкального колледжа. Сейчас на этом месте стоит телекомпания. Или, например, когда мне было пять лет, в драматическом театре показывали "заезжую" оперетту, и я из оркестровой ямы наблюдал за отцом, он играл в оркестре.
- А сейчас вы — солист нью-йоркской "Метрополитен Опера"...
- Да, с этого сезона я приглашен в "Метрополитен Опера". Но моим театром навсегда останется "Большой". Это моя Альма-матер. Я там начинал еще в студенческие годы. Практикантом, стажером, потом солистом. Другое уже дело, что сейчас я нахожусь в многолетней гастрольной командировке.
- Что для вас значит это сотрудничество?
- Видимо, потому что пел там уже, продолжение карьеры. Она ведь состоит не только из оперных постановок и концертных выступлений. В прошлом году я закончил работу над своим диском из сочинений русских композиторов "могучей кучки". Он был издан компанией Naxos.
- Вы живете в Нью-Йорке?
- Да, но ощущаю себя русским певцом, который просто работает там. Ощущения хорошие. Публика многочисленная и непростая - состоит из достаточно строгих ценителей. Завоевать ее – дорогого стоит.
- Как вы относитесь к современному искусству? Его присутствию в оперных театрах? В Америке ведь, где вы сейчас живете, молодые художники не ленятся привносить свои идеи в старый уклад.
- Мне нравится все, что вносит живую струю. Но американцы просто повторяют английские завоевания. В смысле оперного искусства законодателем мод всегда будет Англия - Covent Garden, Holland Park, фестиваль Grimeborn. Немецкие театры — тоже. Там, правда, часто ощутим перебор в сторону модерна.
- Какое из поворотных событий в истории музыки вам наиболее интересно?
- Эксперименты, связанные со Станиславским и Мейерхольдом. После этого театр вышел сразу на другой уровень. Этот опыт до сих пор перенимают театры других стран. Немецкий театр, например, – это сплошной Мейерхольд. Он там в камне застыл. Наша русская культура дала миру колоссальный толчок в этом плане.
- Недавно в Новой Зеландии вы исполнили роль Мефистофеля в "Фаусте". Не испытываете в такие моменты религиозного трепета?
- Когда-то я дебютировал с ней еще на сцене "Большого театра". Тогда, конечно, все "являлось" (смеется). А сейчас уже переиграл ее в разных постановках, в разных ракурсах, в разных костюмах. Это одна из моих любимейших ролей. Как, впрочем, и у Федора Ивановича Шаляпина. Она очень ярко написана для баса. На сцене "Большого" в образе Мефистофеля я выходил со шпагой, с которой выходил еще Шаляпин. С той самой. Вообще удивительно — там еще сохранились костюмы Шаляпина. Например, я играл Варлаама в "Борисе Годунове" в его сапогах. Это ведь музейные ценности.
- И каково?
- Удивительно. Что в сапогах, что со шпагой. Ответственность возрастает вдвойне.
- Какая ваша настольная книга?
- Была и остается "Мастер и Маргарита" — всегда любил всю эту фантазию. Очень люблю Владимира Войновича - "Москва 2042". Недавно с ним встречался. И, конечно, Библия. Сейчас заменяет мне всю литературу.
- А кино какое любите?
- Всегда любил фантастику. Из этого жанра любимый - "Чужие".
- А "Солярис" больше Тарковского нравится или Содерберга?
- Конечно, Тарковского! Американский смотреть невозможно. Скукотень.