Журналист и писатель Александр Адерихин в девяностых был криминальным репортёром нескольких калининградских газет. Кто попадал в хронику происшествий, наш коллега рассказал «Клопс».
Контекст
Время было ещё то… Его отражение в заголовках калининградских газет просто прекрасно. «Почему нервничают несушки?» — писали «Аргументы и факты» в 1997-м, и тут же: «Избиратели, как сапёры, ошибаются один раз». Через пару страниц, на первой полосе калининградского выпуска этого федерального издания — огромная статья «Пора менять ориентацию обратно?», критикующая действия областной администрации и лично губернатора Маточкина. Ещё через пару страниц – рассуждение на тему «Голый мужчина — противно?», рекомендация «Как выбрать арбуз» и статья «Будут ли введены продовольственные карточки».
В следующем номере — материал «В продвижении НАТО на восток есть что-то эротичное». «Какая же картина откроется взору продвинувшегося НАТО?» — спрашивала сама себя автор и тут же давала ответ:
Мужики, шарахающиеся от презервативов, как чёрт от ладана, и закомплексованные тётки в дешёвых китайских трусах, за этими мужиками непрерывно бдящие?...»
Ну и криминал. Его было особенно много. В относительно небольшой редакции калининградского «АиФ» трупами, коррупцией и наркотиками занимались три штатных сотрудника: пишущие — я и Игорь Орехов и снимающий Стас Ломакин. Недостатка в темах мы не испытывали. Калининград девяностых регулярно поставлял их в большом количестве.
Калининград девяностых — город ещё тот. Зарплаты чиновникам, врачам, военным, милиционерам задерживаются месяцами, в магазинах — пустые полки, сахар — по личным талонам-«визиткам», на которой написаны твоё имя, отчество, фамилия и обязательно приклеена твоя фотография.
Героиновые «секс-работницы» стоят на площади возле кинотеатра «Россия», там теперь торговый центр «Европа».
По городу бродят стаи беспризорников, никому не нужных детей, нанюхавшихся бытовой химии и совершавших немало жестоких преступлений, иногда «просто так», из детского любопытства, просто посмотреть, как устроен человек внутри. У большинства из них — живые родители, но родителям пофиг. Родители беспробудно пьют и тоже совершают преступления, часто запредельные в своей ничем не обоснованной жестокости…
Любитель чтения
В калининградском криминале девяностых меня всегда интересовали люди. Их мотивация, психология, самооправдание. Поэтому я на всю жизнь запомнил абсолютно чеховского человека, который съел собаку. Я помню его фамилию, имя, место рождения, запах пропитанной машинным маслом поношенной куртки, грустные глаза, перепачканную тем же машинным маслом ушанку, великоватую и висящую на согнутых ушах. Его история — ремейк чеховского «Злоумышленника», написанный самым гениальным автором всех времён и народов — жизнью.
Михаила Ивановича П., задержанного за то, что он съел собаку балтрайоновских пенсионеров, специально для меня «подняли» из камеры в кабинет заместителя прокурора Балтийского района Андрея Зубрика и посадили на специальный стул для задержанных. Пара «пристрелочных» вопросов — и человек начал рассказывать.
Он родился на станции Инкубаторской в Волгоградской области, там же вырос и работал водителем. Был даже секретарём комитета комсомола и кандидатом в члены Коммунистической партии. А ещё у него была молодая жена. В 1988 году он вступился в драке на танцах за приятеля и порвал кому-то ухо. Сел.
Отсидел, вернулся домой, узнал об изменах жены и воткнул в её любовника нож.
Побыв на свободе несколько дней, снова сел за покушение на убийство. Отсидел, нашёл себе «хорошую женщину», работавшую уборщицей в стоматологической клинике и обокравшей кабинет. У хорошей женщины было двое детей, и когда к ней пришла милиция, Михаил Иванович, как джентльмен, взял вину на себя. И снова сел. Отсидел, скитался по раздираемой Перестройкой стране, оказался в Калининграде, где подрабатывал ремонтом автомобилей, в чём был мастером.
Собаку он съел не просто так. Дело в том, что Михаил Иванович очень любил читать.
Особенно научно-популярную литературу. В частности — журнал «Наука и жизнь». В одном из номеров Михаил Иванович прочитал статью о том, как древние китайцы лечили туберкулёз собачьим мясом. Статья для Михаила Ивановича с его открытой формой и второй группой инвалидности была сверхактуальна. Он даже вырвал её из журнала и носил с собой в паспорте.
В день преступления Михаил Иванович получил гонорар за отремонтированный Mercedes 208.
С быстро образовавшимися друзьями купил бутылку водки «Батюшка» и пошёл за закуской. Его путь пролегал мимо дач. На одной из них Михаила Ивановича с друзьями облаяла здоровая дворняга. Тут-то он и вспомнил о китайском опыте…
Михаила Ивановича отпустили под подписку. Камера, в которой он сидел, нужна была для людей, «заехавших» в милицию по более серьёзному поводу. Выйдя на свободу, Михаил Иванович кинулся в бега…
Мнимый соучастник
С Андреем Зубриком, заместителем прокурора Балтийского района, я дружил. Именно этой дружбе несколько калининградских изданий обязаны серией репортажей с мест преступлений, следственных экспериментов и тому подобное. В этой дружбе был «взаимовыгодный элемент»: я получал сверхвостребованный аудиторией кровавый эксклюзив, а Андрей — понятого, которого не надо было уговаривать выполнить свой гражданский долг. В связи с этим —история про совесть.
В Балтийский райотдел милиции обратился мужчина 47 лет. Несколько месяцев назад соседи попросили его отвезти старый ковёр на свалку за городом. Он вместе с ними и отвёз. А потом перестал по ночам спать. Дело в том, что в тот день пропал глава соседской семьи, старый уголовник.
Обратившийся в милицию помнил, что в старом ковре лежало что-то, похожее на человеческое тело.
Человек не спал, не ел и всё время об этом думал. Сама мысль о том, что он стал соучастником убийства, не давала ему покоя. Через несколько месяцев, собрав в пакет вещи, которые могут пригодиться в тюрьме, он пришёл в милицию.
На место поехали на двух машинах. В милицейском УАЗе рядом со мной оказался судмедэксперт, интеллигентный мужчина в очках, имени которого я, к сожалению, не помню. Узнав, что я журналист, судмедэксперт начал восторженно рассказывать о своей работе: «Александр, работа с трупами – это такое живое дело!» Кто бы сомневался…
А ещё были два красавца-опера, опер молодой и опер опытный. Опытный на примере дела с ковром учил молодого, что, мол, с соседями важно жить дружно. И привёл пример из своей богатой практики. Жители старого коммунального барака на окраине Балтрайона, пожилая супружеская пара, написали местному участковому заявление. Они просили проверить своего соседа по коммуналке, который, как было сказано в заявлении, два дня подряд кипятил на общей кухне горячую воду, хотя в эти дни еды не готовил, сам не мылся и одежды не стирал. И участковый проверил. Когда он зашёл в комнату соседа, кровь была даже на потолке.
Выяснилось, что мужик из ревности убил свою жену, разделал её перочинным ножом, а останки похоронил ночью на собственном огородике, в картофельной грядке.
После чего попытался отмыть кипятком комнату. Если бы не бдительные соседи…
Наконец, мы приехали на место. Возникшая сама по себе свалка в небольшой яме, среди мусора — старый полинявший ковёр. В ковре — тело, всё покрытое татуировками. Опытный опер воспользовался случаем. Он показывал оперу молодому татуировки и объяснял: «звёзды» на коленях — «никогда не встану перед ментами на колени», татухи в виде перстней на пальцах — сколько, за что и даже где сидел… А потом мы потеряли нашего заявителя. Его выворачивало наизнанку в ближайшем кустарнике.
Позже выяснилось, что мужчина в ковре умер своей смертью. Родные «дорогого папочки» решили не заморачиваться с похоронами и просто выбросили его на помойку…
Убийца Алёна
Алёна с улицы Коммунистической, мать двоих детей, убила своего сожителя. Но запомнилась она не этим. В те времена таких историй было море. Во время следственного эксперимента в своей квартире Алёна, усевшись верхом на лежащего на полу курсанта школы милиции, изображающего жертву, с застенчивой улыбкой подробно показывала, как она душила. Видели бы вы глаза курсанта в этот момент…
По окончании следственного эксперимента руководивший процессом Андрей Зубрик сказал ей: «Алёна, мы сейчас поедем в тюрьму. Если что-то нужно, можешь взять из дому».
Алёна не взяла с собой в тюрьму одежду, сигареты или еду. С собой в тюрьму Алёна взяла… более чем нехитрую косметику.
Тихий людоед
Как-то Андрей предложил познакомить меня с «интересным человеком». И вот я сижу в камере, напротив — «интересный человек». Он обвиняется в том, что убил приглашённую им «на костерок» женщину и, как было сказано в милицейском протоколе, «частично её съел».
И вот это сидит прямо напротив меня. Стоит только протянуть руку, и я смогу дотронуться. Трогать не хочется. О чём его спрашивать, я не знал. Да и не особо хотелось. А он ждал.
Спокойный, серый, обречённый. Внешне он не производил впечатление монстра.
Через усилие начал с ним говорить за жизнь. За его жизнь. Он приехал в Калининград из Казахстана, но здесь что-то пошло не так, остался на улице и… В школе, в младших классах, мечтал стать космонавтом, потом — моряком. Но не стал ни тем ни другим. Стал людоедом.
Вышла очередная ударная статья. Она называлась «Наш корреспондент в одной камере с людоедом», как-то так. Я очень не хотел, чтобы эта статья попалась на глаза моей маме, которая внимательно отслеживала все мои публикации…
«Ангелочек»
Для постсоветских людей в «лихие девяностые» была характерна какая-то извращённая доверчивость. Весь Советский Союз им рассказывали, что Бога нет, ничего сверхъестественного в принципе нет. И не просто рассказывали. Для комфортной жизни в Советском Союзе надо было верить в то, что Бога нет. Или делать вид, что веришь. Но вот грянула Перестройка, потом путч, и…Миллионы правоверных членов партии поставили перед телевизорами банки с водопроводной водой, чтобы их зарядил Чумак. Он и заряжал. Бывшие коммунисты и комсомольцы пошли креститься в церковь. Страна переживала всплеск интереса к НЛО и прочему сверхъестественному…
«Ангелочка» хорошо запомнили в прокуратуре Ленинградского района и в районном суде. Он прекрасно знал Священное Писание, Библию, был даже студентом некоего Библейского института. Да. Был такой в Калининграде, в те годы в Калининграде чего только не было.
У «Ангелочка» была действительно ангельская внешность, настолько, что ему верили.
Он мог в больнице подойти к абсолютно незнакомой женщине, представиться священником Свято-Никольского собора, ухаживающим за тяжёлым больным, и взять под это у неё нормально денег. Или купить в ювелирном двадцать серебряных крестиков и пообещать продавщице занести деньги попозже. И ему верили! Несмотря на то, что видели его первый раз. Часто и последний.
На жизнь себе «Ангелочек» зарабатывал тем, что ходил по офисам и предлагал их освятить за деньги. И освящал. Офисы, машины… Он продавал людям «особый, из самого Иерусалима» ладан, купленный в одной из калининградских церквей. Записывал — за деньги, разумеется — в специальную записную книжицу имена родственников и близких, за которых обещал горячо молиться.
Он продавал «святую воду», при этом не всегда поставляя набожным покупателям даже водопроводную.
В конце концов на него написал заявление сам Епископ Балтийский Пантейлемон, к которому обратились верующие. «Ангелочка» начали искать. Он сам пришёл в милицию. На суде он раскаялся, произнёс покаянную речь, плакал.
Даже судья смахнула платочком соринку, попавшую в глаз во время последнего слова «Ангелочка».
Большинство из многочисленных потерпевших отказались от претензий. Только двое настаивали на своём, в том числе мама ребёнка-инвалида, за которого аферист обещал молиться.
«Ангелочку» дали год условно, но через пару месяцев его взяли. За всё то же самое. Во время следствия он был признан хроническим наркоманом и направлен на принудительное лечение.
Напёрсточники
Они открыто стояли возле Центрального рынка и на автовокзале. Наверное, ещё где-то, но я уже это не помню. Из «оборудования» — пара замызганных фанерных ящиков, детская пластмассовая рулетка, захватанная миска с «лотерейными билетами». И блестящее знание человеческой психологии плюс прекрасная организация производственного процесса.
Вначале зазывала предлагал жертве просто «крутануть рулетку», «вытащить лотерейку» и так далее.
Разумеется, жертва при большом стечении зрителей выигрывала. Привокзальный «крупье» весьма правдоподобно расстраивался, но выигрыш честно и сполна выплачивал победителю. А дальше начиналось грамотное раздевание.
Отделы милиции были завалены заявлениями потерпевших, хотя обращались в правоохранительные органы далеко не все. Некоторые не верили, что милиция поможет — и не без оснований, другие считали — и не без основания, что сами виноваты, а с другими улаживал вопросы «офицер по связям с общественностью» лохотронщиков. Он работал вместе с зазывалами, «крупье», «поддавалами» мужского и женского рода, артистично изображающими случайных прохожих, «стрёмщиками», присматривающими за безопасностью процесса, и «бойцами», решавшими вопросы кулаками и ногами. На «работу» в «бригаду» не принимали наркоманов, откровенно татуированных зеков.
Те, кто непосредственно работал с людьми, просто светились доверием. У каждого «члена экипажа» в кармане лежала копия статьи 164 Кодекса об административных правонарушениях, предусматривавшая наказание за организацию незаконных азартных игр. Статья была слабая, по ней нельзя было «закрыть» напёрсточников даже на 15 суток, предусматривался смешной штраф.
Лохотронщики были не местные, одна группировка – из Кургана, а вторая – из Луганска. Последние очень смешно говорили букву «г».
Обо всё этом (кроме смешной буквы «г») нам рассказал сотрудник угро Балтийского района. Засыпанные заявлениями пострадавших милиция и прокуратура Балтийского района попросила калининградский «АиФ» сделать статью, «чтобы люди не играли». Во время предварительного инструктажа сотрудник уголовного розыска — его звали, если не ошибаюсь, Сергей — показал толстую пачку заявлений потерпевших. Гражданка проиграла шесть миллионов (тех, образца 1997 года, это примерно месячная зарплата низкооплачиваемого работника) и золотое обручальное кольцо с пальца. Другая гражданка отдала лохотронщикам серьёзную сумму, которую долго собирала на лечение больного сына.
Запомнились эстонские строители, проигравшие в детскую рулетку совсем взрослые семь тысяч долларов…
В качестве прикрытия для репортажа нам дали штатский автомобиль с двумя офицерами милиции в форме. Мы с фотографом Стасом Ломакиным отошли от машины подальше, пристроились за одним из многочисленных ларьков, и Стас начал снимать процесс разводки очередного «выигравшего». Нас вычислили минутки за две.
Окружили «бойцы» и с вопросами «А чёй-та у нас тут за съёмки такие?», на которые я отвечал: «А в чём, собственно, дело?»
Нас потихонечку начали выдавливать в сторону парка 40-летия ВЛКСМ (ныне — парк «Южный»). Со стороны казалось, что встретились две компании старых знакомых, которые медленно и с улыбками прогуливаются по автовокзалу.
«Бойцы» выдавили нас аккурат к штатскому автомобилю с двумя офицерами милиции. Они погнались за «бойцами», на месте лохотрона остался только замызганный ящик, остальные артисты испарились.
Статья вышла. Мне позвонил Андрей Зубрик, поблагодарил. И добавил, что через пару дней после выхода статьи в милицию поступило несколько новых заявлений. В том числе и от супруги военнослужащего. Без денег они сидели полгода (по тем временам — очень распространённая история). Наконец, ему выдали деньги. Все, за полгода. На глазах своего девятилетнего племянника она проиграла их да ещё и пятьдесят долларов своей сестры…
