Надо сказать, что с творчеством Клевенского я познакомилась очень недавно — буквально за пару дней до интервью, когда он начал серию выступлений в Калининграде, хотя слышала об этом человеке немало восторженных отзывов гораздо раньше. Музыкант сразу как-то расположил к себе, обезоружил своей открытостью и непосредственным вниманием к собеседнику. «Настоящий джазист», — мелькнуло в голове. Предвкушая интересный диалог, включаю диктофон. Поехали!
— Дмитрий, мне бы хотелось поговорить с вами о музыке, о джазе. Расскажите, каким был ваш путь к джазу?
— У моего отца была огромная коллекция джазовых пластинок, и так получилось, что я их слушал с самого рождения. Мне очень нравилась эта музыка, а поскольку у нас дома было пианино, я садился и пробовал что-то играть. Потом выяснилось, что я могу на слух подбирать мелодии и уже тогда я стал придумывать разные песенки... Потом — музыкальная школа, музыкальное училище, музыкальный колледж, потом работа и бесконечные гастроли.
— То есть музыка с самого начала стала неотъемлемой частью вашей жизни.
— Совершенно верно.
— Но всё-таки, почему вы выбрали именно джаз?
— Потому что джаз — это очень интересная музыка: и ритмически, и мелодически, и гармонически. Это музыка, которую очень интересно играть.
— Когда я слушаю джаз, я ощущаю, что во мне в этот момент говорит душа со всеми её чувствами и переживаними, и сама музыка как бы наталкивает на те или иные ассоциации и связанные с ними переживания...
— Да, совершенно верно! Это то, что называется импровизацией в джазе. Когда музыкант импровизирует, его импровизация вызывает те или иные эмоции у слушателя. Чем глубже импровизация, тем лучше музыкант располагает слушателя к себе, тем сильнее слушатель отдаётся самой музыке.
— То есть импровизация в музыке — это некое движение души?
— Безусловно. Импровизация — это не анархия. Существуют определённые правила...
— Законы?
— Нет, законы — это слишком сильно сказано. Тем не менее, можно и так сказать.
— А на концертах вы всегда придерживаетесь этих правил? Или всё-таки добавляете что-то своё?
— Любые правила имеют исключения. Когда мы знакомы с правилами, тогда сразу становятся очевидны все исключения, которые можно делать.
— Вы родом из Кишинёва, расскажите, что привело вас в Калининград.
— В Калининград мы переехали с семьёй в начале 90-х. Очень банальная и стандартная история переезда.
— А контакты с музыкантами из Кишинёва на тот момент оборвались или каким-то образом вы продолжали поддерживать связь?
— Со мной переехало несколько ребят-музыкантов из Кишинева. Но они потом обратно уехали. А здесь я уже вошёл в джазовые музыкальные круги и, в общем-то, тут и остался. Здесь прекрасные музыканты, здесь интересно, и вообще, я заметил, что везде, где есть... (Вдруг замолкает. — Авт.) Или не так... Скорее, в любом месте можно найти людей, которые играют джаз, которые его любят. Тем более сейчас есть такая тенденция, что джаз становится всё более популярным. Я очень рад, потому что я всю жизнь посвятил джазу, даже когда он не был совершенно популярен, и я остался верен джазу. И меня радует именно то, что на рассвет моего творчества приходится и всеобщая любовь к джазу. То есть, мне всё время везёт, получается.
— Вообще по жизни везёт?
— И по жизни тоже, получается.
— Дмитрий, расскажите о городах, в которых вам доводилось выступать. Какие люди, как воспринимают джаз.
— Я практически переиграл во всех странах мира. Легче перечислить страны, в которых я не побывал. Последние мои гастроли были по Соединенным Штатам. Хочу сказать, что джазовая среда там великолепнейшая! Ну, в принципе, это родина джаза. Где я побывал? Я был в Нью-Йорке, я был в Филадельфии, в Лос Анжелесе, в Майами. Я был в Бока Ратоне. Больше всего времени я провёл в Майами. Майамские джазовые музыканты, если их сравнивать с Калининградскими джазовыми музыкантами... (Отбивает ладонью по столу какой-то свой ритм. — Авт.) Есть много общего, есть определённая разница. Разница, пожалуй в том, что те национальные корни... Как бы это сказать? Джаз своими корнями уходит... это Америка. Вы понимаете. У нас корни другие, но нам нравится сама идея импровизации, те правила, которые там уже возникли.
— Вы говорите об особенностях менталитета?
— Можно и так сказать, но я оберегаюсь этого слова немного. Как-то пофилософствовать хочется, но не хватает слов. Я лучше воздержусь. (Смотрит в глаза и смеётся). Хотя очень много всего, мыслей разных... Я книжку написал: «Искусство импровизации» — называется, она зарегистрирована в Вашингтоне. Последний альбом я написал в Майами... В одной из самых лучших студий в Штатах, там записывался Ол Ди Миола, там записывалась известная вокалистка Уитни Хьюстон, и мне тоже посчастливилоcь записать там свой последний альбом. Он называется Tipsy Woman, что переводится — «подвыпившая женщина». В моём альбоме абсолютно все — авторские композиции. Мне выпала большая честь, поскольку в создании этого альбома принимали участие такие звёзды американского джаза, вернее, мирового, как Сэмми Фигароа — джэмми-номинированный джазист, который играл несколько лет в составе самого Майлса Дэвиса. Другая звезда джаза, принимавшая участие в моем альбоме, — это тенор-саксофонист Пи Ви Элис, человек, который придумал и аранжировал практически всю музыку покойному Джэймсу Брауну и работал в его коллективе. Сейчас он выступает сам в своём собственном стиле. На контрабасе у меня играл Дон Коффман, который, в своё время играл с выдающимся пианистом Билом Элвисом . На ударных — Эндрю Аткинсон, и на трубе — Джэйсон Кардер. Великолепные музыканты, великолепнейшее качество записи.
— Этим составом вы только записывались или выступали тоже?
— Записывались и выступали этим составом. Мне довелось переиграть с очень многими американскими музыкантами. Я хочу сказать, что странствуя по миру, везде сталкиваешься с той или иной джазовой школой. Даже в тех же Штатах: в Майами — своя джазовая школа, в Нью-Йорке играют по-другому. Также я был в Индонезии (в Индонезии Дмитрий Клевенский играл для самого президента! — Авт.), был во многих странах Европы... Где только не был.
— Ваш последний альбом, как вы говорите, полностью состоит из авторских работ. Музыканты исполняли записанные вами партии или находили что-то своё? Вообще альбом — это совместная работа всех музыкантов или, всё-таки, у него один автор?
— Нет, это работа одного автора. Я давал темы. Сама тема написана очень интересно. Выписана цифровка, так называемая, и мелодия одноголосная. Вот по этому «гиду», что ли, музыкант уже выстраивал целую форму, целое произведение.
— То есть это совместная работа?
— Нет, как же совместная? Ну, безусловно, совместная, в том смысле, что мы все вместе делаем музыку, но автором являюсь я.
— Я почему спрашиваю, импровизация, которая есть в джазе, получается, задаётся неким импульсом, идущим от автора, а развитие этого импульса — это работа всех музыкантов, участвующих проекте. Так?
— Импровизация... Есть ритм-секция джаза, а есть солист. Ритм-секция следует цифровке, которая написана. Это грубая схема, конечно. А импровизатор следует и цифровке, и мелодии. Ритм-секция, конечно, тоже может импровизировать... в ритме, в гармонии. А импровизатор импровизирует во всём. Это очень похоже на диалог. Точнее, не диалог, а разговор нескольких людей, в котором каждый выполняет определённую миссию, несёт определённый смысл.
— Этот диалог возможно предугадать?
— Если вы уже знаете манеру того или иного исполнителя, предугадать, что он сыграет в следующий момент, возможно, если вслушаться. Или, например, если знаешь тему, на которую он «говорит», можно предугадать ход его мысли.
— А как сама музыка эта начинается, как она приходит?
— По-разному...
— Иногда автор произведения видит всю картину полностью, то есть в целом, как она должна потом получиться, а иногда, наоборот, шаг за шагом создается новое произведение, и автор по-началу не знает сам, что получится в результате. Как это у вас происходит, когда вы пишете музыку?
— Да, человек устроен одинаково. Какой-то особой технологии придумывания музыки нет. Иногда что-то озаряет, и ты бежишь записывать, а иногда хочется что-то делать — садишься и делаешь.
— То есть сочинение музыки — это серьёзная работа?
— И работа, с одной стороны, с другой стороны, — очень интересное занятие: придумываешь, изучаешь музыку. Ведь когда ты придумываешь музыку таким способом, ты её ещё и изучаешь. И тот и другой способ приемлемый.
— Как вы сами чувствуете, велико ли ещё то поле джаза и музыки вообще, которое вам предстоит исследовать и изучить?
— Бесконечно. Давайте рассмотрим детей, которые учатся разговаривать. В конце концов, они научились говорить, что мы можем делать дальше? Можем пытаться заполнять большим и большим образованием, дать ему изучать разные науки, искусства и так далее. Но в принципе, говорить мы уже научили. Теперь мы что можем сделать с речью? Выдавать какие-то более-менее философские высказывания или оставаться на уровне уличного жаргона. И тот, и другой человек смогут найти общий язык в какой-то ситуации... Когда, например, говорят, о сигаретах, о диктофоне, о чём-то ещё. Но в остальном они очень далеки друг от друга. Поэтому когда музыкант уже научился играть, ему нужно продолжать развиваться. В итоге, вся эта работа наполняет смыслом и саму импровизацию. Хотя сыграть можно далеко не всё. Например, как показать дерево?
— Но можно же услышать в музыке море...
— Да, но это субъективное восприятие. Вы услышали море, кто-то услышит что-то совсем иное.
— Да, джаз неоднозначен, согласна.
— Ещё Дебюсси в своё время, когда только появился импрессионизм... Клод Дебюсси — первый импрессионист. У него была удивительная манера подписывания музыкальных произведений. Название ставилось не наверху произведения, а в самом конце. То есть он не навязывает своего названия, а предоставляет слушателю возможность почувствовать своё. Так, джаз где-то тяготеет к импрессионизму... а где-то — к экспрессионизму.
— Ещё вопрос. Как, по-вашему, можно объяснить такой бешеный рост популярности джаза в Калининграде? Ведь некогда джаз считался элитарной музыкой.
— Я думаю, что это усилие многих и многих людей. Эти усилия долгое время копились, и, в итоге, дошло до того порога, того уровня, когда вдруг пошла цепная реакция.
— А как можно понять людей, которые говорят, что они не любят джаз?
— Это то же самое, что попытаться понять человека, который говорит: «Я не люблю музыку». Есть такие люди, и я с ними встречался. Они говорят: «Я не слушаю, потому что меня это не трогает». Их мало, но они есть. Если человек утверждает, что он не любит джаз, что можно сделать в этом случае? Можно предположить, что этот человек не совсем знаком с джазом или никогда его не слушал, потому что те, кто знаком с джазом, — у них, по крайней мере, есть интерес.
— Или хотя бы любопытство по отношению к этой музыке.
— Да! Хорошая музыка всегда берёт человека за живое, у него нет времени подумать, как-то рационально оценить происходящее. Он в этот момент живёт чувствами, живёт своей душой.
— Но есть же люди, которые отвергают джаз...
— Когда вы идёте в музей, вы уже заранее настроены на восприятие картин и произведений искусства. Также в музыке. Например, на джазовых фестиалях, когда люди приходят воспринимать музыкальные произведения. То же самое происходит и на любом джазовом концерте. И естественно, если человек, знает эту музыку и хочет её услышать, то он придёт. Или если хотя бы у него есть интерес.
— Спасибо вам большое, Дмитрий. До встречи на фестивале «Дон Ченто Джаз»!
— И вам, Анечка, спасибо.
P.S.
Невероятное ощущение сопричастности к творению самой, на мой взгляд, фантастической музыки не покидало меня на протяжении всей нашей беседы с Клевенским. Он вернулся к друзьям пить чай, а я ушла в предвкушении новой встречи на третьем ежегодном фестивале джаза в Калининграде. Однако за два дня до начала фестиваля мне рассказали, что Дмитрий отказался от выступления на малой сцене и, как следствие, — от участия в джазовом событии года вообще. На одном из калининградских форумов музыкант лично прокомментировал свой отказ:
«Я вынужден извиниться перед поклонниками джаза в Калининграде. Заявленного организаторами моего выступления на фестивале «Дон Ченто» не будет. Мне пришлось принять это решение потому, что организаторы фестиваля странно подошли к сотрудничеству с местными музыкантами, к которым несмотря на работу за пределами России причисляю себя и я. Уже после того, как мной было получено приглашение выступить на малой сцене фестиваля, г-н Кацман публично отказался от факта личного знакомства со мной, и признал, что не знаком с моим творчеством. Меня удивляет, что организаторы фестиваля приглашают неизвестных им музыкантов и это не смотря на то, что г-н Кацман в собственной пиццерии в течение всего вечера слушал мою игру вместе с польскими музыкантами, а затем мы имели продуктивную беседу. Возможно, таким образом г-н Кацман пытается оправдать организаторов фестиваля за непродуманную программу.
Был разговор и с г-жой Колбаневой (пресс-релиз фестиваля Дон Ченто), пообещавшей встречу с главой фестиваля и предложившей встречу с г-ном Кацманом для урегулирования проблемного вопроса в понедельник 28 июля 2008 г. Но по иронии судьбы в означеный срок г-на Кацмана в городе не оказалось и в остальные дни недели магнат итальянской пиццы оказался занят тоже.
Фестиваль, проходящий в Калининграде оттесняет от участия в нем калининградских музыкантов. Это порочная практика. Я в этом не участвую.
Подождем лучших времен, когда г-н Кацман увидит, что джаз в Калининграде есть.»
Что ж, если Дмитрий Клевенский уверен в верности своего решения, то я, как и многие другие «джазофилы», верю, что ещё не раз услышу его импровизации.