Восточная Пруссия стала одной из территорий Третьего рейха, с которых в Советский Союз пришла война. Фриц Гаузе в своей книге "Кёнигсберг в Пруссии. История одного европейского города" пишет: "Война против Советской России подняла значение Кёнигсберга. Отсюда, из Восточной Пруссии, навстречу своим победам и поражениям выступили две войсковые группы, состоящие из нескольких армий. Жители Кёнигсберга скоро привыкли к множеству командных центров, вспомогательных частей, лазаретов и служб обеспечения. Они стали обыденностью. И отдельные налёты советских бомбардировщиков не могли омрачить создавшуюся картину..."
Сделать так, чтобы немецкий народ, ещё не так давно переживший Первую мировую и поражение в ней, с энтузиазмом начал погибать в новой войне, было непросто. Для этого нужна была некая пропагандистская идея. Такой идеей, объяснившей миллионам немцев, ради чего они должны умереть, стала идея мира для Германии.
"В своих выступлениях в рейхстаге фюрер неоднократно заявлял, что эта война должна стать последней на многие годы и что события этой войны должны привести к тому, чтобы в будущем Германия не подвергалась опасности нападения евреев, плутократов, большевиков и чтобы они не помешали ей в её мирном развитии", — писал в своём обращении к населению по поводу начавшейся войны гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох.
И немцы пошли убивать и умирать ради будущего мира для своей родины.
В книге Вернера Мёлленкампа "Продержаться последнюю ночь" (перевод Валерия Зорина) рассказывается реальная история немецкого артиллериста Вестерманна. В 1945-м, отступая из Литвы в Восточную Пруссию, герой книги вспоминает: "А ведь почти на этом самом месте, всего в нескольких километрах севернее, мы начинали тогда, в середине июня, в одну из ночей..."
Далее идёт подробное описание того, как это начиналось в Восточной Пруссии: "Последний день перед началом кампании, 21 июня 1941 года. Вестерманну довелось быть в числе первых. Командир батареи отправил его пехоте в качестве наблюдателя-корректировщика. Война на Востоке! Против России!
Было уже за полночь. Наступление должно было начаться в три ноль пять. В три часа пять минут армия должна была подняться из укрытий. Вестерманн обогнал сапёров, кативших на маленьких ручных тележках огнемёты, затем солдат одного из штурмовых батальонов. Солдаты шли, засунув за поясные ремни ручные гранаты на длинных ручках.
Ветки ивняка хлестнули по лицу. Вестерманн въехал рысью в лесную полосу. Любой шум может быть услышан на той стороне. Шагом! Хорошо, если бы можно было покурить...
Итак, кампания началась! Сначала — одна мысль в одном-единственном мозгу, необходимость или фантазия, безумие или страх. Затем — план, много доверчивых и недоверчивых умов, множество математических подсчётов, секретная работа командования, телефонные разговоры, отправка посыльных. И, наконец, вся армия вылезает из кроватей, чтобы в соответствии с приказом приняться за дело, к которому каждый относится совершенно безразлично, пока не наступает момент нажать на спусковой крючок.
В наступающем рассвете Вестерманн разглядывал красный дом по ту сторону границы. Перед дверью взад-вперёд расхаживал часовой, мечтавший, конечно же, поскорее снова оказаться в тепле под одеялом. Винтовка болталась за его плечом как нечто чуждое, надоедливое. О чём этот часовой думал там, на той стороне, перед красным домом? Наверное, голова его была занята женщинами. Ночью на дежурстве, чтобы время шло быстрее, голову лучше занять женщинами. Это Вестерманн знал по собственному опыту...
Вестерманн смотрит на циферблат, прислушивается. Это должно начаться через тридцать секунд... Двадцать пять секунд...
Солдат на той стороне останавливается перед дверью красного дома и пристально смотрит в небо. "Вероятно, ты ещё успеешь войти в дом, — мысленно обращается Вестерманн к часовому, — ведь осталось ещё целых двадцать секунд. Может, тебе повезёт и ты сможешь спастись бегством. Но не надейся на наше великодушие. В первые полчаса ярость оказывается превыше всего, превыше самой жизни и этой тупой пальбы.
В этот момент земля под Вестерманном начала дрожать. В вышине запели высокие и низкие голоса, с клокочущим рёвом снаряды устремились на чужую землю. Красный дом скрылся в чёрных фонтанах земли.
Банально. Действительно банально. Так вот как это бывает. Вперёд!
...Солдат в фуражке лежал в дверях красного дома. Вестерманн сразу увидел, что убит он не снарядом, а несколькими пулями. В прихожей стоял странный запах горелого тряпья. Голова одного из обитателей дома свешивалась с кровати. Его глаза продолжали пристально вглядываться в пустоту комнаты. Вестерманн вышел из дома и несколько минут простоял перед входом, разглядывая солдата в буро-зелёной фуражке, с трудом представляя себе, что ещё несколько секунд назад это тело было живым..."
Война, начатая с территории Восточной Пруссии, вернулась к немцам на следующий день, 23 июня 1941 года. Первый налёт на город произошёл около пяти часов утра 23 июня. Самолёты зашли со стороны моря и, планируя с большой высоты, сбросили бомбы, упавшие на улицы Хорнштрассе, Гинденбургштрассе, Тиргартенштрассе, Вагнерштрассе, Шиллерштрассе, Луизеналлее и Хуфеналлее (сейчас это улицы Сержанта Колоскова, Космонавта Леонова, Зоологическая, Вагнера, Шиллера, Комсомольская и проспект Мира).
Сильные повреждения получили восемь зданий, частичные — 23. Противовоздушная оборона поздно обнаружила бомбардировщики, и сигнал воздушной тревоги запоздал. В результате погибли 16 человек, имелись тяжелораненые.
С военной точки зрения налёты советской авиации на Кёнигсберг в первые дни войны назвать успешными трудно. Но был и другой эффект. Советские бомбардировщики дали немцам понять, что начатая война может быть не такой победоносной, как того хотела их родина в лице Адольфа Гитлера.
Минобороны России опубликовало уникальные исторические документы, рассказывающие о первых сражениях Великой Отечественной войны.
По материалам Государственного архива Калининградской области.