Калининград посетил актёр Александр Балуев, он принял участие в программе на ГТРК "Калининград". В прямом эфире обсуждалась тема "Культура и сохранение исторической памяти". О любви, искусстве и немного о политике он рассказал в интервью "Клопс" после программы.
— Александр Николаевич, в 1988 году на экраны ещё Советского Союза вышел фильм "Жена керосинщика", в котором вы сыграли сразу две главные роли...
— В 1988?!
— Да.
— 30 лет прошло...
— В фильме есть потрясающая сцена, которая снималась в разрушенном Кафедральном соборе: два ангела ругаются между собой, один на немецком, другой на русском. В 1987 году, во время съёмок фильма, Александр Кайдановский сказал, что съёмки проходят в уникальных исторических "живых" декорациях. Как вы думаете, насколько умно калининградцы распорядились этими уникальными "живыми" декорациями и перестали ли на этой земле ругаться между собой ангелы?
— Тут непростая история. Если сегодня художник захочет снять то время, то ему придётся ещё и поискать то, что ему нужно. Например, Кафедральный собор, в котором ругались ангелы, сегодня восстановлен. А Кайдановскому был нужен разрушенный собор как некая ценная историческая субстанция, работающая на смысл картины. Восстановив, такого уже не найти, и этот смысл уже не подтвердишь художественно. Что же касается ругающихся ангелов, то я не уверен, что ангелы здесь перестали ругаться. Но какое-то понимание, однозначность во многих вещах нашей жизни между ними происходит.
— То есть люди что-то делают, чтобы ангелы перестали ругаться?
— Делают. И я что-то делаю. И вижу, что я не одинок. У нас нет выбора, и созидание — единственный путь. Нам всё равно придётся строить, а не ломать.
— Политика всегда вмешивалась в культуру, всегда говорила: это хорошо, а это плохо, это красиво, а это — нет. Насколько это правильно, как вы считаете?
— В определённые отрезки истории той или иной страны, того или иного государства часто искусство вмешивалось в политику. Ведь роль этого шута при короле — очень давнишняя история. Не случайно шуту позволялось в силу того, что он шут, говорить очень многое. Через напяленную маску "несерьёзного" шутовства можно было услышать правду, которую шут нёс, часто за эту правду теряя голову. Если продолжить аналогию, то искусство в нашей истории часто не соглашалось с политикой, вмешиваясь в неё. Например, московский Любимов с его вечными несогласием, концепцией взглядов на театр.
Но сегодня это, к сожалению, ушло. Не знаю, с чем это связано. Сложилось ощущение, что конфликтность между искусством и государством, художником и политиком исчезла, нет сегодня такой конфликтности. Например, такое искусство, как театр. Он стал не так ярко необходим обществу, как был. Потому что сегодня все говорят, кто хочет, что хочет и откуда хочет: с экрана телевизора или из интернета. Мне кажется, что сейчас идёт некий поиск не такого конфликтного антивластного существования.
— Скажите, в современных экономических, политических, культурных, психологических условиях может появиться второй такой фильм, как "Жена керосинщика"?
— Нет. Кино, если мы говорим о кино не как о заполнении эфирного времени или стремлении к рейтингу или кассовому сбору, а о кино, чем являлась "Жена керосинщика" и не только этот фильм, исчезает, к сожалению. Ушла психология, ушла территория, на которой это происходило, ушла искренность и осмысление жизни. Изменилось осмысление истории, которая была. И я не думаю, что сегодня нам нужна вторая "Жена керосинщика". Появление второго такого фильма убило бы его ценность, фильм потерял бы глубочайшую необходимость своего существования.
— Потрясающая сцена в "Жене керосинщика", когда всё население коммунальной квартиры в немецком городке, не так давно ставшем советским, начинает рыдать в голос, узнав о смерти Сталина. А как лично вы относитесь к этому, очень спорному и очень обсуждаемому, периоду в нашей истории?
— Отношусь как к периоду истории моей страны, понимая, что очень много людей даже сейчас неравнодушны к этому персонажу. Не знаю, с чем это связано. Может быть, с их молодостью, может быть, с чем-то ещё, но я не могу и не имею права осуждать. Тем более всю правду нам знать не дано, ещё не так много времени прошло. Помимо того, что он загнал людей в страх, есть и огромные победы. Есть и цена этих побед, когда люди жизни отдавали за Родину, за Сталина. Поэтому не имею я права, не могу осуждать и навязывать моё личное отношение, оно никому не интересно. Конечно, это было ужасное время, но в этом ужасе люди рожали детей, жили, и им казалась их жизнь полной даже при железном занавесе. Более того, многие были по-человечески счастливы.
— Вы посмотрели уже нашумевший фильм "Смерть Сталина"?
— Нет... Только слышал шум.
— Будете смотреть?
— Наверное, посмотрю. Хотя бы чтобы знать, о чём все говорят и стоит ли это тех разговоров. Зачастую наше кино очень безжалостно. И оно настолько сейчас редко, а мы с таким азартом на него накидываемся! Так нельзя. Если бы мы жировали, если бы у нас было 150 студий, как в Америке, которые выпускали такое же количество картин, то тогда можно было бы так относиться к отечественной киноиндустрии. Но мы не жируем. Я пошёл смотреть "Матильду" Алексея Учителя из-за того шумного шлейфа. "Матильда" мне понравилась, но фильм не стоит того шума, во многом искусственно созданного и используемого с какими-то другими целями. Ведь кино создаётся для того, чтобы посмотревший фильм человек либо получил какие-то эмоции, либо не получил. Всё, кино больше ни для чего не создаётся. Поэтому я — за отстаивание "Матильды" и другого спорного кино, но не по сути своей, а за право сказать...
— Вы часто приезжаете в Калининград. Почему?
— Я просто хочу здесь снять свой первый фильм, своё первое кино. Это будет фильм про любовь. Очень простой и человечный. В нём не будет политики и ангажированности, в нём не будет всех этих модных и скандальных тенденций, это будет простой фильм про любовь. Потому что единственное, что есть на свете, — это любовь.
— И только?!
— Да.
— Расскажете о фильме?
— Заброшенная гостиница в местечке на берегу моря. Молодая пара, у них медовый месяц, случайно приезжает под ночь в эту гостиницу. Там живёт странный и старый человек, это бывший хозяин этой гостиницы. Он пускает молодую пару переночевать и рассказывает за одну ночь историю обо всё том множестве любви, которая была в его жизни. Своими рассказами он запускает некую провокацию на проверку чувств этих молодых людей. Его рассказы приводят молодых людей в некий ступор, становятся проверкой их взаимоотношений. Такой, очень личностный, очень интимный фильм. И никакой политики. Я хочу снять этот свой фильм здесь, но в нём не будет прямого указания на местность.
— Но что будет?
— Будет эта ваша замечательная огромная дюна Эфа, шведская крепость на Балтийской косе, и будет, конечно же, любовь к этим местам.
— Есть такое выражение "талант должен быть голодным". А он должен быть голодным?
— Никто никогда не должен быть голодным. Физиологически никто никогда не должен быть голодным. Талант должен быть голодным духовно. Федерико Феллини голодал? Абсолютно нет. Но он был абсолютно голодным до реализации своих снов, видений, амбиций.
— Скажите, всё-таки отношения: художник и власть. Если власть предлагает художнику профинансировать проект, но при этом вносит какие-то свои решения, вот этот компромисс?
— Кто-то идёт на этот компромисс, а кто-то ни за какие коврижки не согласится. Это право художника: идти или не идти. Это его право...