— Мне нравятся сказки, — говорит художница Наталья Ким, очень красивая девушка, которая рисует очень красивых существ, — потому что в них есть мудрость, которой так не хватает в нашей жизни. Главная мудрость — это любовь. Все сюжеты, все хитросплетения закручиваются только вокруг любви. А потом мы можем смотреть, как сюжет развивается, что происходит, кто побеждает. Когда читаешь сказки, чувствуешь себя ребенком.
Наталья доверчиво смотрит по сторонам, как будто чувствует что-то, чего не видно другим. Она говорит плавно, чуть наклонив голову, с такой тонкой нежностью, что не хочется задавать никаких вопросов, потому что внутри незаметно воцаряется тишина.
— Моя самая любимая сказка — это «Синяя птица», — продолжает художница. — Она написана для взрослых, это я поняла, когда нашла полное издание. Сложная и серьезная вещь. У « Алисы в Стране чудес» интересный язык — там сплошные фантасмагории, игра как и в жизни.
Рядом с нами стоят оранжевые чашки в белый горох и сахар кусочками. Чем-то похоже на чаепитие с королевой, только чая нет. Медленно темнеет, и я, поежившись, спрашиваю, верит ли художница в персонажей нечистой силы.
— Это все реально, — кивает она головой. — Зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Конечно, я не представляю, что в комнату может войти домовой весь волосатый, в лохмотьях. Скорее, это что-то незримое. Как у Булгакова в «Мастере и Маргарите», когда Воланд спрашивал у Берлиоза:
— Ты считаешь, что бога нет?
— Нет.
— Что и меня тогда тоже нет? Раз белое есть, значит, и черное есть, иначе как бы мы понимали, что это белое.
У Наташи любимый цвет — синий.
— У меня и колготки синие, — хвастается девушка, и в воздухе повисает театральная пауза, разговор неожиданно меняет направление. — Очень важно, чтобы человек умел делать что-то руками. Не зря определенные умения передавались веками как накопленное богатство. Потому что, если человек не умеет работать руками, что у него остается? (Наташа по-детски ерзает на стуле, видимо, от тотального непонимания). Я вот люблю работать с землей. Когда в детстве нужно было копать огород, казалось, что нет более неинтересного занятия. А теперь сидишь на грядке, и все внутри отдыхает.
— Страшно приступать к новой работе? — вопрос падает из ниоткуда и укореняется в благодатной почве.
— Творчество выдавливает страх. У меня нет карандашных набросков, я пятном кидаю сюжет, а потом раскручиваю. Это даже не сюжет, а проблески идеи, которая зачастую превращается в совершенно другую форму. Я просто рисую. Рисую и понимаю, что уже с головой в своей картине.
Я спрашиваю Наташу про полноту жизни: у нее такие ясные глаза, как будто она ловит каждое мгновение. Бывают такие люди, когда ты чувствуешь, что они знают на все ответ.
— Если ничего не делаешь, ничего не происходит. Просто принимать что-то от других невозможно. Чувство полноты жизни возникает, когда отдаешь.