Международный конкурс органистов имени Микаэла Таривердиева, Международные органные ассамблеи, премия «Органист года»… Со всеми этими событиями связан Даниэль Феликсович Зарецкий — профессор Санкт-Петербургской консерватории, заслуженный артист России. Мы поговорили с ним о возможностях и истории инструмента, студентах, которые приезжают знакомиться с российской и европейской органной традицией, и связи с Калининградом.
Даниэль Феликсович, конкурс Таривердиева создавался на ваших глазах. Как это было? Расскажите о своей работе в составе жюри!
В начале 1998 года мне позвонила Вера Таривердиева и сказала, что остался большой архив произведений Микаэла Таривердиева, в том числе огромное количество органных сочинений, которые на тот момент практически никому не были известны. Ей хотелось сделать это достоянием органного сообщества. Поскольку на тот момент не было никаких специальных мероприятий, посвящённых органу, кроме всероссийского конкурса, ей пришла в голову идея создать международный органный конкурс и дать ему имя Микаэла Леоновича Таривердиева, что позволило включить в программу его сочинения. При выборе места она остановилась на Калининграде, обусловив это тем, что конкурс должен проходить с участием наших европейских коллег, — Калининград подходил как нельзя лучше. Первый конкурс состоялся в сентябре 1999 года в филармонии. На тот момент там был единственный концертный орган в Калининграде. А в жюри я был впервые приглашён в 2005 году — на один из отборочных туров, который проходил в Москве. С тех пор мне приходилось участвовать и в работе жюри европейского отборочного тура, и на отборочном туре в Южной Корее, а несколько раз я был членом жюри в финальном раунде конкурса в Калининграде, который теперь проходит в Кафедральном соборе на острове Канта.
Контакты с какими европейскими коллегами укрепились на конкурсе? Может быть, вы с кем-то впервые увиделись в личном составе жюри?
За эти годы сложилось очень много знакомств, ведь на конкурс приезжают ведущие органисты из разных стран. Как правило, среди 9 членов жюри — 7 зарубежных, что гарантирует объективность и независимость результатов. С кем-то впервые встречались лично, но со многими мы знакомы. Даже если брать только конкурс Таривердиева, то отборы проходят в Европе, Америке и Азии. Поэтому через четыре рукопожатия вполне можно оказаться на любом континенте, если уж не в любой точке мира. У молодых органистов контактов меньше, но благодаря конкурсу они знакомятся друг с другом и смотрят, на каком уровне сейчас находится органное искусство в разных странах.
Сколько музыкантов набирает органный класс в Санкт-Петербургской консерватории?
На специалитет мы обычно принимаем двух-трёх человек. Есть и магистратура, где одно бюджетное место. А также ассистентура-стажировка с двумя местами на орган.
Титулярный органист Кафедрального собора Мансур Юсупов учился у вас, но изначально планировал стать пианистом. Расскажите, что отличает пианиста от органиста и как услышать в пианисте органиста? Есть ли связь?
Мансур Юсупов у нас учился, в том числе закончил ассистентуру-стажировку, но к нам он пришёл уже органистом. Эти две профессии, пианист и органист, с одной стороны, связаны, а с другой — сильно отличаются во многих компонентах. Если человек хорошо слышит полифонию, то всю старинную музыку он готов успешно освоить и на органе. Органисту всегда пригодится хорошо развитая техника пианиста: хотя суть прикосновения к органным и фортепианным клавишам разная, но по форме клавиши одни и те же.
Органисты — это всё-таки штучный товар. Несколько затёртая фраза, но это действительно так: органистов во всей России не так много. Тут можно провести прямую параллель с тем, сколько у нас в стране роялей и сколько органов. И будет понятно соотношение.
Поддерживаете ли вы связь со студентами? И был ли у вас такой наставник?
Я на связи практически со всеми моими бывшими учениками: они часто обращаются за советом. С 90% учеников я сохраняю дружеские отношения. Что касается моих учителей, то я благодарен каждому из них. Это и моя первая учительница по органу, и преподаватели из аспирантуры. Всегда тепло вспоминаю своих педагогов и общаюсь с ними.
Мир органистов очень тесен — через четыре рукопожатия можно оказаться на любом континенте.
Когда вы впервые познакомились с Кафедральным собором?
Сначала я познакомился с хоровым органом, который стоит внизу. Тогда, в 2006 году, органистом и мастером работал известный музыкант Владимир Викторович Хомяков. Он меня привёл в собор, когда уже были конкретные планы по установке большого органа на балконе. Конкурс Таривердиева частично переехал в Кафедральный собор именно благодаря тому, что там появилось два таких замечательных инструмента. Как член жюри я со стороны слушал этот орган и несколько позже уже приглашался с концертами. Впечатление было очень сильным — в том числе и потому, что здесь весьма удачное сочетание акустики и самого инструмента, а для органа это крайне важно. Не говоря уже о том, что это самый большой инструмент в России и это один из редких комплексов из двух органов. Инструмент обладает огромным количеством возможностей, прежде всего тембровых, и эти тембры, регистры, как мы их называем, очень хорошо сочетаются друг с другом. То есть это не только мощь, но и самые разнообразные звучания. Конечно, такой орган не может не вдохновлять.
Вы не только выступаете, иногда и преподаёте на острове Канта во время Международных органных ассамблей. Чем этот формат отличается от других выездных академий органистов?
Мне нравится формат академии на острове Канта, потому что туда обычно приглашаются два известных педагога и они берут на себя совершенно разные пласты органной музыки. Собирается достаточно узкий, в хорошем смысле, круг молодых музыкантов. Во время работы складывается очень плодотворное общение и обмен мнениями. Каждый из студентов успевает достаточно много времени провести и за органами, и с педагогом. И очень важно, что есть заключительный концерт участников, на котором все из них исполняют наиболее интересные произведения.
