Как оживить бывшую психбольницу Алленберг: художница — о работе с «тёмным наследием»

Комплекс бывшей психиатрической больницы Алленберг под Знаменском разрушается уже много лет. Может ли он превратиться в арт-пространство, музей или сад тишины? «Клопс» поговорил о судьбе памятника с паблик-арт-художницей Мариной Звягинцевой.

— Какой туристический потенциал у Алленберга? Что выделяет его среди других руин Калининградской области?

— Когда я впервые увидела его, я почувствовала, что передо мной не просто руины, а пространство с уникальными возможностями, где переплетаются история, архитектура и человеческие истории.

Сам по себе комплекс, больше похожий на замок или усадьбу, выделяется неоготической архитектурой Восточной Пруссии. Притом это функциональная постройка, продуманная не просто для жизни людей, а для их ментального восстановления. 

Несмотря на монументальность архитектурного ансамбля из красного кирпича с массивными стенами и башней во дворе, окружённой павильонами, здесь — большие окна, просторный внутренний двор, много света и воздуха, зелень, которая обрамляет «замок» как рама картину. 

Всё это делает Алленберг соизмеримым с человеком и вызывает сильный эмоциональный эффект даже в полуразрушенном состоянии.

Безусловно, для исследователей, историков и архитекторов это здание — крупнейший психиатрический комплекс начала XX века. Как и Дом Мельникова в Москве, его хочется сохранить и восстановить как образец функциональной архитектуры.

Туристы любят замки: в них есть что-то мистическое и сказочное одновременно. А Алленберг находится всего в 50 километрах от Калининграда — добраться легко. Для сравнения: чтобы увидеть Нойшванштайн в Германии, нужно ехать от Мюнхена два часа и ещё подниматься пешком в гору, но туристов там не становится меньше даже зимой.

— Как психбольницы и другие пугающие объекты адаптируют для туристов?

— Как правило, при работе с «тёмным наследием» стараются переосмыслить травматическое прошлое через искусство и культуру — сохранить выразительность архитектуры, но снять тревогу и ужас, наделить место новыми смыслами.

Мировой опыт показывает, что психиатрические лечебницы, туберкулезные больницы и лаборатории по разработке вакцин могут превращаться в культурные пространства, туристические и деловые центры.

Из европейского опыта вспоминается несколько примеров. В Финляндии восстановлен туберкулёзный диспансер в Паймио с удивительно человечной архитектурой Алвара Аалто, где большое внимание уделялось инсоляции и солнечным ваннам. Он сейчас работает как центр для проведения деловых мероприятий. Здесь также создана арт-резиденция. Часть палат реконструировали, и теперь в них можно остановиться, как в отеле.

Бывшая городская больница Maria Hospital в Хельсинки перестроена в крупнейший стартап-хаб северных стран — Maria 01. В Лондоне Bethlem Museum of the Mind использует часть бывшей психиатрической больницы для просветительских выставок: здесь рассказывают об истории медицины и показывают творчество бывших и нынешних пациентов.

Ещё один интересный пример — в США. Бывшая Государственная больница Траверс-Сити (известная как Психиатрическая лечебница Северного Мичигана) реконструирована в деревню Гранд-Траверс-Коммонс: десятки исторических зданий превратили в жилые апартаменты, коворкинги и выставочные пространства. 

В России тоже есть свои примеры. Один из них — моя арт-инициатива, которую поддержала Морозовская детская городская клиническая больница и более пятидесяти современных художников. 

Это была не роспись стен дизайнерами, а создание художественных объектов, превративших больничное пространство в большую игровую зону: появились стульчики, доска для игры и терапии, пробирки с игрушками в гардеробе и ещё десятки работ. Арт-инсталляции буквально расползлись по всей больнице: лестничные пролёты, коридоры, двери в кабинеты врачей, столовая. Пугающие коридоры стали больше похожи на игровой лабиринт. 

На фасаде здания я создала инсталляцию с игрушками «Кардиограмма»: внутри прозрачных труб, сложенных в форме сердечного ритма, «бежали» игрушки. После воплощения проекта в жизнь дети стали меньше плакать, а родители — меньше тревожиться за своих ребят.

— Представляют ли объекты «тёмного наследия» культурную ценность или это просто приманка для туристов?

— Алленберг позволяет понять, как развивалась психиатрия, как человеческое отношение к сложным пациентам выражалось через архитектуру и устройство самого пространства. Это настоящий человекоцентричный подход, о котором сейчас так много говорят, хотя примеры ему можно найти в постройках столетней давности: всё было о человеке и для человека, для его ментального здоровья.

Подобные объекты — это не просто «туристическая приманка». Их ценность многопланова: архитектурная, историческая, социальная — и во многом она зависит от того, как новые управляющие распорядятся зданием и его территорией.

Хорошие примеры, как найти баланс между туристической привлекательностью и сохранением истории места, его вклада в развитие медицины, есть и в настоящем. Это форт Император Александр I, более известный как «Чумной», в Кронштадте. «Чумной» он потому, что в начале XX века в нём располагалась Особая лаборатория Института экспериментальной медицины, где разрабатывали и производили сыворотки против чумы, дифтерии, тифа и столбняка. 

Насколько мне известно, в планах реконструкции — снять на форте российский аналог шоу «Форт Боярд». После съёмок площадка превратится в Музей инфекционных болезней: во дворе появится стеклянный атриум для выставок и спектаклей, а часть верхних этажей займут номера мини-отеля.

— На ваш взгляд, что можно сделать в комплексе Алленберг? 

— Для меня Алленберг — идеальная площадка для исцеляющих и художественных инициатив. У меня очень активное сообщество в соцсетях, и я вижу накопленную усталость от неопределённости: отсюда много тревог, внутренних противоречий. 

Люди с большим жизненным опытом, те, кто уже растерял иллюзии, но сохранил надежду и продолжает искать смысл, — именно они ищут ответ на вопрос, как жить в мире без правил.

А искусство дает опору. Искусство — это не просто зеркало эмоций. Оно даёт разрешение жить без чётких ответов.

У медицины и искусства очень много общего. И то, и другое направлено на исцеление и восстановление человека. Кстати, среди коллекционеров искусства много врачей. Поэтому я вижу преобразование Алленберга на стыке искусства и исцеления:

• «Исцеляющие сады» и паблик-арт в парковой зоне — с пространствами для отдыха, прогулок и арт-перформансов. 
• «Остров тишины» — пространство осознанности, где люди учатся работать с тревогой и неопределенностью, восстанавливать внутренний баланс.
• Арт-центр и резиденции, где, например, не пациенты, а арт-терапевты и врачи, ушедшие в живопись, создают свои работы. 
• Музей и образовательный центр по истории психиатрии, социальной психологии.

 — Что нужно, чтобы проект оживления комплекса был успешным?

— Возможно, стоит начать с локального оживления: выставки, работа с садовым пространством и насыщением его искусством, творческие резиденции. А уже когда появится энергия места и первые результаты, можно будет говорить о масштабной реконструкции.

Вот в Знаменске родился писатель Юрий Буйда. Мы знаем примеры из мировой литературы, когда внимание к месту привлекалось через художественное произведение. Почему бы автору не сделать Алленберг местом действия нового романа? 

Или, например, как в Южной Корее, где сняли фильм-хоррор об одном из самых жутких заброшенных мест «Психиатрическая больница Конджиам»¹⁸⁺ — киносъёмки тоже могут стать точкой перерождения места.

— Что самое сложное в реализации подобных проектов?

— Транспортная доступность и инфраструктура, конечно, важны. Но самое сложное — привлечь внимание к объекту и найти тех, кто возьмётся за его восстановление, кто сумеет объект культурного наследия преобразовать в новую современную форму.

Сегодня медицина становится всё более технологичной: уже есть роботы-медбратья, которые развозят бельё, под них, например, нужны отдельные подземные коридоры. Современное оборудование требует новых инженерных коммуникаций и мощностей. Поэтому представить Алленберг как медицинский объект уже почти невозможно.

Но сделать его пространством восстановления и реабилитации, где красота, природа, солнце и воздух помогают человеку прийти в равновесие, — гораздо реалистичнее.

Я верю, что в каждом заброшенном пространстве уже есть энергия — просто спящая. Алленберг — не про страх и тьму, а про возможность новой жизни, исцеление и бережную реконструкцию, наделение места новыми смыслами. 

Строить клинику для душевнобольных в Веллау (современном Знаменске) начали в 1848 году. В 1852 году заведение открылось и стало одним из крупнейших в Восточной Пруссии: в нём содержалось порядка 1 400 пациентов. Во время Первой мировой часть обитателей клиники погибла от болезней, а летом 1940 года людей распределили между другими подобными заведениями или передали в семьи. В годы войны комплекс занимали сначала немецкие, а потом советские воинские формирования. Потом Алленберг передали Красной армии. Войсковая часть располагалась там до расформирования в 2013 году. С тех пор комплекс пустует.