Главное для художника, пришедшего на стройку, научиться держать удар и по возможности не скрипеть зубами, бесконечно отвечая на два вопроса: «Что, получается?» и «Оно так и будет?» Задавать их станут каждый прохожий и каждый рабочий. По сто раз на дню. Но наградой — сознание того, насколько красивее ты делаешь частицу мира вокруг себя и понимание, что это — почти вечно. О том, что остаётся, когда люди уходят, «Клопс» поговорил с калининградским скульптором Натальей Чепкасовой.
Когда-то она лепила цветочные горшки в холодной мастерской, добывала глину за бутылку у водителей встречных самосвалов и мечтала просто жить, а не выживать. Родом Наталья из провинциального уральского городка Сарапула, из семьи инженеров. Казалось, ничего не располагало к тому, чтоб встать на путь искусства. Но так уж вышло.
«Я не выбирала ничего, — смеётся Наталья, — Я просто сразу родилась художником!»
Она вообще много и охотно смеётся, сверкая прозрачными зеленовато-серыми глазами. Кажется, ей всё удавалось само собой: изостудия, где случайную школьницу сразу заметили педагоги, художественная школа, после восьмого класса — Абрамцевское художественно-промышленное училище* в Москве, потом университет в Омске, творческая мастерская с талантливыми товарищами. Это и так, и не так.
За внешней лёгкостью — годы и годы труда, поисков, ошибок и находок. Годы отчаяния, когда ты тратишь часы, чтоб только выстроить на бумаге античный профиль, а кто-то одним махом стирает практически готовый эскиз, потому что не удалось выражение глаз. Годы лишений, когда бутерброд с сыром кажется роскошью.
«На тот момент невозможно было заниматься керамикой, если ты не в Питере или не в Москве, — вспоминает Наталья. — А потому что невозможно купить глину. Её можно только накопать! Невозможно сделать печку. Потому что где взять нихромовую проволоку, если нет рядом нет заводика, который её производит? А если есть, то и там нельзя купить, можно только украсть».
Но это всегда были ещё и годы оптимизма, веры в свой талант и в то, что вокруг себя надо стараться видеть прекрасное.
«Есть у меня одна знакомая, — говорит Наталья, задумчиво постукивая специальной палочкой по пласту глины, — она любит всё такое: банки, окурки... Ей на выставку даже специально привозили песок, и она там всё это художественно раскладывала. А я думаю: зачем? Живёшь в дерьме, дерьмо рисуешь, а потом ещё людям его показываешь?
Да ведь те, кто ходит к тебе в музей, они эти окурки не бросают! Может, ты лучше пройди по берегу, собери их?»
А для Чепкасовой главное — то, что она оставит после себя. Может быть, поэтому её всегда привлекала именно скульптура, именно керамика: ведь эти работы почти неподвластны времени. Особенно если речь идёт не о вазе, а о статуе на фасаде.
Делать, как никто
К середине нулевых в Омске, рассказывает Наталья, дела у неё вполне наладились, заказы были расписаны на несколько лет вперёд: и садово-парковая декоративная скульптура, и авторская керамика и даже мебель (к слову, и сейчас в мастерской Чепкасовой — лепные раковина и туалетная тумба).
В нежно любимом Калининграде, который с первого взгляда очаровал своей структурной стройностью и «вечной весной», художница первое время была невостребована. Она продолжала работать и даже преподавала в БФУ, но глобально приложить руки к делу не удавалось.
«Как-то так, — говорит она, — странно получилось. Может, это астрологические особенности моих взаимоотношений с Калининградом: все про меня знали, и никто никуда не звал».
Но наконец звёзды сошлись. Первым крупным проектом стало восстановление акротерия (архитектурный элемент, вечающий здание — ред.) на здании бывшего управления железных дорог Восточной Пруссии на Ленинском проспекте.
Скульптурная группа представляет собой двух сидящих девушек, опирнающихся на часы. К тому времени она была практически полностью разрушена, лицо одной из фигур и вовсе просто замазали глиной. В 2021 году по сохранившимся фотографиям в областном фонде капремонта сделали 3D-модель. Отлить по ней копию акротерия поручили местному мастеру.
«А он в принципе не художник, — рассказывает Чепкасова. — Он литейщик, у него отлично выходят всякие технические штуки. Форму вырезал и потом отлил. И был очень счастлив человек: вот, две женщины, часы. Зовут директора фонда, он видит это дело и приходит в ужас».
«Не так», по словам Натальи, пошло если не всё, то очень многое: например, у девушек не было подбородков, зато появились внушительные бюсты. Одна из фигур, похоже, успела забеременеть. У второй не было локтя: плечо просто плавно изгибалось, постепенно перетекая в запястье. Пальцы на ногах отливщику тоже показались не стоящей внимания мелочью: где-то их было шесть. А где-то пять, но четыре из них — большие.
«А уже деньги заплачены, — рассказывает Наталья, — как бы уже пора монтировать. А там столько бетона, он же высох, не поднимешь даже. И тогда они вспомнили обо мне и спросили, могу ли я что-то подправить. Я, когда это увидела, так смеялась. Я так смеялась. Но опять же: я сказала, могу».
На тот момент она уже знала, что «никто этого не делает». Но опыт юности, когда технологии и материалы приходилось создавать из пустоты, и воспитание папы-изобретателя научили: если нет готового решения — придумывай своё.
«Из бетона можно лепить, не только отливать, — говорит Наталья. — Что же не лепить-то из него? Есть всякие армирующие штуковины. И бетон к бетону хорошо прилипает, это я тоже знала. Я сказала, что я таким никогда не занималась. Но я сделала».
Техническое решение было простым и изящным: неудачную бетонную болванку скульптор использовала как основу, поверх неё создавая собственную скульптуру, «как коросту», корректируя брак складками ткани и декоративными деталями.
«Я объяснила, что это, конечно, уже не будет соответствовать той вот 3D-модели, это уже невозможно, — говорит она. — Но красиво будет. И выглядеть будет, как у вас на картинке. Для меня сняли помещение здесь, мои студентки месили мне бетон. А я лазила вокруг этих девушек и по ним, всё подлепливала и долепливала. Получилось хорошо».
Что прилипло к плечу младенчика
Потом были и другие проекты для разных заказчиков: несколько муралов и роспись подъездов в Железнодорожном, фигура атланта в Черняховске, панно с солнцем, волнами и чайками на Театральной, гербы на проспекте Мира и в Малом переулке. Один из самых запомнившихся — горельеф с упитанными младенцами на фасаде здания строительного факультета КГТУ.
«Я раньше всё время на них заглядывала, — непринуждённо признаётся Чепкасова, — и думала: ну какие уроды.
Я извиняюсь, у них страшные лица. Это такие крупные младенцы, они с меня ростом. Очень напоминало фильм «Солярис» Тарковского, такая жуть. У них ещё глаза близко посажены... Пришлось этих младенцев переработать, сделать их менее страхолюдными».
Наталья сразу объясняет, что не занимается реставрацией. Это совсем другая, намного более сложная, долгая и дорогая работа, требующая тщательных научных и исторических изысканий.
Она же просто восстанавливает утраченные части. Конечно, в результате фигуры отличаются от оригинальных, но ведь информации о том, какими они были, зачастую и нет. Поэтому художница старается понять, что пропало, и вернуть это что-то на место. Так случилось и с младенцами.
«У них, конечно, у всех были утрачены носы и писюны, — говорит она. — Было утрачено два лица полностью. Там ещё средний мальчик, [видимо, он символизирует] зоологию, у него в ногах пингвин — без головы, разумеется — а на плече обезьянка.
Я долго не могла сообразить, что прилипло к плечу. Но залезла туда — это, конечно, работа на лесах — и поняла, что это обезьянка.
[От неё остались] лапки, хвостик. Я так рассудила, что, судя по телу, это макака-резус, и её и слепила. Вот пропорционально я вижу, след вот остался. И я вписываюсь в это всё, отсебятины не добавляю».
Такой компромиссный подход, по мнению художницы, вполне уместен, если речь идёт не о произведении искусства, а просто об архитектурном элементе. Младенцы же, как ей кажется, вообще изначально сделаны двумя разными скульпторами. Пропавшие лица она, кстати, в итоге вылепила полностью.
«Сейчас смотрю снизу — «мои» самые симпатичные! — говорит скульптор с явным удовольствием. — А точная реставрация... Ну реально, мне это не особо интересно, интереснее — воссоздать новое лицо».
Почистили так почистили
Впрочем, в последнем на сегодняшний день проекте — в работе над хаусмарками для фасада домов на Комсомольской — ей всё-таки довелось максимально приблизиться к оригиналу. У большей части керамических плиток нужно было восстановить только мелкие детали. Но три теперь — целиком новодел.
За одну художнице особенно обидно: уникальное изображение льва дожило до наших дней практически без повреждений. А вот попыток чистки «умелыми ручками» строителей-энтузиастов не перенесло. Рассыпалось в пыль. Слава богу, его хотя бы успели сфотографировать.
Так что льва Наталья делала с нуля, пытаясь повторить погибшего хотя бы в материале, если не в технологии. То, что в итоге это получилось — по её мнению, почти чудо.
«Как делают хаусмарки? — рассказывает она. — Так же, как наши изразцы: это отливка или отминка. Лепится модель, снимается гипсовая форма, туда заливается глина...»
Но это процесс очень продолжительный и дорогой, так что классические способы отпадали. Пришлось импровизировать.
«Красная глина, она вообще очень коварная, — вздыхает скульптор. — И никакая глина вообще не любит плоские вещи. Её гнёт при сушке штопором, её может разорвать по диагонали. Льва я сушила недели три под двумя махровыми полотенцами. И то чуть-чуть повело. Ну, по крайней мере, плитка точно такая же, как была».
Ещё одну высыпавшуюся полностью хаусмарку, с корабликом, она восстановила по сохранившемуся на основе силуэту. А вот какой была третья — сегодня не знает никто. Так что Наталья, по согласованию с заказчиком, слепила её из своего любимого бетона по собственному эскизу. Изображение рога изобилия художница «по-честному» подписала: «Год 2025 от Рождества Христова».
Эта маленькая беленькая дрянь
Что же касается остальных каусмарок, то с ними тоже хватило головоломок. Там подвох таился в самом материале. Красная кирпичная глина явно была добыта в карьере, где пролегали меловые, известковые прослойки. Вообще, это допустимо — но мел должен быть растёрт «просто в прах».
А сто лет назад немецкие мастера об этом не позаботились. Комочки негашёной извести, образовавшиеся в толще пористой керамики после обжига, впитывали влагу, разбухали и буквально взрывали плитку изнутри.
«Эта маленькая беленькая дрянь, — эмоционально объясняет Наталья, — сидит там внутри и начинает набухать от воды. И просто вырывается кусок. И вот так там везде, везде! Видели сколы, дыры? Это не пули, не осколки. Это маленькая дрянь. Всё высыпалось...»
Чепкасова подобрала материал на основе белого цемента и сделала его рыхлым. Если когда-нибудь потом у города найдутся средства на полноценную реставрацию, заплатки не сложно будет удалить и заменить потерянные детали такой же керамикой, как была.
Нелёгкая победа над пошлостью
Всезнающих прохожих, которые то и дело останавливались понаблюдать за процессом, такая ситуация нередко фрустрировала.
«Я подмазывала, долепливала детали из вот этого фасадного материала, — рассказывает Наталья. — А это бетон, белый бетон. И ко мне то и дело подходили люди.
«Прошу прощения, но... Вы же понимаете, что гипс рассыплется?» Я говорю, понимаю.
«А что же вы тогда делаете?» А это не гипс. "Ну, рассказывайте!.. Уж я-то лучше знаю!"»
Впрочем, белыми заплаты никто оставляться не собирался. К тому же при чистке с хаусмарок, разумеется, сняли верхний прочный слой.
Чтоб замаскировать следы своего вмешательства и заново защитить рельеф от непогоды, Наталья буквально на коленке изобретала свои хитрые способы. Самым простым ходом интуитивно казалось окрашивание. Но не тут-то было!
«Когда красишь, недостаточно подобрать краску в цвет глины даже один в один, — объясняет художница. — Это будет крашеная глина. Все попытки покрасить кирпич, они печальные. Потому что цвет глины — это не совсем цвет. Там другое излучение».
Наталья пыталась колеровать саму смесь, подбирала оттенок в тон, но оказалось, что он везде разный. И тогда она решила буквально втирать в белый цемент мраморную пыль, пытаясь добиться правильной текстуры, нужного преломления света.
Но и это было ещё не всё! Оказалось, что тот самый спасённый лев из самого «правильного», близкого к оригиналу материала, выглядит на фоне старой керамики не благородно терракотовым, а просто каким-то «пошло розовым». Но выход удалось найти и тут.
«Чтобы добиться этого свечения глины, — рассказывает художница, — я один слой, самый нижний, делала очень сочного цвета, такого апельсинового. А потом сверху затемняла уже слоями бесцветной краски. И вот когда он светится изнутри сквозь затемнение, получилось даже лучше, чем я надеялась».
Безответственная работа
Такую гибкость и универсальность Наталье даёт невероятная глубина понимания любимого материала. Керамику она обожает: фактура, пластика, форма — вот то, что её завораживает.
Про глины она, кажется, знает всё. А ведь у каждой — своё лицо и свой характер, подчас настолько разный, что две вроде похожих в работе могут вести себя, образно выражаясь, «как масляные краски и акварель». Одного фарфора используют семь вариантов!
Даже две партии одного сорта могут требовать совершенно разного подхода. Быть более сухими или мягкими, устойчивыми или плывущими под рукой. Заранее не угадаешь. Но это Чепкасову не страшит.
На одной из разновидностей глины, с которой ей нравится иметь дело, есть пометка: «Не применять для ответственных работ».
«А у меня — безответственная работа! — снова хохочет Наталья. — Я люблю экспромты, люблю смотреть в процессе, куда меня ведёт. Не продумывать заранее, на какой высоте должны быть глаза или нос».
Именно стихийность, пластичность, непредсказуемость позволяют передать движение мысли. Она уверена, что безупречное владение техникой — это далеко не всё. Можно быть хорошим ремесленником и плохим художником. А можно — наоборот. Быть мастером и вообще не уметь рисовать.
«Если я просто рисую розу, вазу и капельку росы — пусть даже очень похоже! — это ремесло. Это пустышка, — говорит Наталья. — А вот если кроме розы я хочу показать нежность или боль расставания, вот это — искусство. Поэтому для меня главное — образ. То, что я вложила. То, что я здесь оставлю».
*Абрамцевское училище — сегодня Абрамцевский художественно-промышленный колледж имени В. М. Васнецова
Среди работ Чепкасовой — каменный герб Кёнигсберга на фасаде корпуса в Малом переулке, акротерий на Ленинском проспекте, горельеф на корпусе КГТУ.
.svg){kind=small}