В Калининграде на выставке, посвящённой 300-летию Иммануила Канта, покажут картину, которую отреставрировал специалист первого разряда. «Клопс» пообщался с Ириной Владимировой, восстановившей улыбку на портрете бургомистра Кёнигсберга, и узнал секреты профессии.
В 2003 году портрет фон Гиппеля передали в дар Калининградскому областному историко-художественному музею потомки градоначальника. Картина неизвестного авторства долго хранилась в запасниках. Теперь её увидят гости выставки «Время. Место», которая откроется в КОИХМ 16 апреля.
Теодор Готлиб фон Гиппель родился 31 января в 1741 году в Гердауэне. За свою жизнь он успел побывать в Санкт-Петербурге, стать бургомистром Кёнигсберга, послушать лекции Канта в Альбертине и стать близким другом философа.
Перед началом реставрации специалист подробно описывает состояние полотна. На этом портрете насчитали 18 «ран» — прорывов холста.
«Какие-то с заплатами, какие-то без. На картине были несколько наклеек с инвентарными номерами, это говорит о том, что она хранилась в какой-то коллекции», — по словам Ирины, работу уже трижды реставрировали.
Полотно, судя по конструкции подрамника, датируется ориентировочно серединой XIX века. Специалистам удалось устранить прорывы, тёмные фактурные пятна, убрать заплатки, пожелтевший лак и загрязнения, укрепить красочный слой, восстановить его связь с грунтом, чтобы сгладить трещинки.
«У нас не так много времени было, всего две недели, а по идее на реставрацию такой картины необходимо потратить пару месяцев. Меня пригласили именно на такой срок, потому что Союзу реставраторов России удалось организовать выездную школу для выпускниц местного колледжа. Я выполняла работу и девочек обучала каким-то процессам», — объяснила реставратор.
Вы ездите по разным городам. Инструменты для работы вам выдают на месте?
— Обычно я вожу с собой щипцы для натяжки холста, потому что их никто не выдаст, фторопластовые плёночки, через которые происходит укрепление. А, например, краски нам купили и выдали другие инструменты. В качестве рабочего места используем большую фанеру, которую положили на обычный стол. С трёх сторон к картине и подбираемся.
Вы обычно работаете командой?
— Зависит от задачи. Если маленькая картина, как эта, то работаешь самостоятельно. Но бывают объёмные задачи. Например, первый опыт работы в команде был в 1995 году — реставрировали пять картин размером 3х5 метра для Храма Христа Спасителя, там один человек ничего не сделает.
Какие ещё задачи приходилось решать?
— Я специализируюсь на масляной живописи, но работала ещё и с настенными фресками, с иконами. За девять месяцев полностью отреставрировали с коллегой двухъярусный иконостас с позолотой в Австрии. А всё остальное — это музеи. Был Нестеров, Айвазовский, Саврасов. Не каждый же раз прикасаешься к великим именам, но периодически они достаются.
Какая эпоха — ваша любимая?
— Наверное, самый простой в работе, самый понятный технологически — это XVIII-XIX век, потому что тогда было принято соблюдать технологию живописи. А советский период... Он весёлый, красивый, радостный, но там такое намешано, там такие сложности в укреплении, очистке... Например, владимирские пейзажисты в красочный слой домешивали и опилки, и мел, и пшено. Игрались с фактурой, чтоб было интересно. А самое сложное будет — это нынешняя акриловая живопись, потому что методик по реставрации ещё нет.
Получается, сложнее реставрировать современные произведения, чем лежавшую где-то в закромах древнюю икону?
— Да. В старых работах может быть большая трудоёмкость. Для современной надо разрабатывать методику, это всегда сложно. Если это музейная вещь, то методику должны утвердить в совете.
С какими дефектами сложнее всего бороться?
— Сложные — это повреждения плесенью, потому что её не всегда можно вывести. Студентам я всегда говорю, что самое страшное — это ожог картины. Например, перед иконами часто стоят свечки, и бывает, что где-то недоглядели — свеча даже не упала, а просто наклонилась в сторону картины, и из-за язычка пламени появились овальные ожоги. Там уже надо убирать эту сгоревшую древесину и заново восстанавливать вместе с красочным слоем.
А какой процесс в реставрации доставляет больше всего удовольствия?
— Наверное, тонировки, потому что это завершающий этап и картина приобретает свой экспозиционный вид. Даже в этом случае после нашей работы все стали отмечать, что теперь господин фон Гиппель улыбается, и это понятно: он действительно «отмылся», а до этого в грязи стоял не очень довольный.
Это его прижизненный портрет?
— Всем бы, конечно, этого очень хотелось. По определённым косвенным признакам можно сказать, что да: по креплениям подрамника старым, по домотканому холсту — в XIX веке такие уже не использовали почти. Но на самом деле надо проводить какое-то искусствоведческое исследование, посмотреть какие-то ещё известные портреты фон Гиппеля, лучше масляные, сравнить. Этим может заниматься и реставратор, если ему интересно.
Есть ли в вашей профессии место для творчества?
— С точки зрения живописи нет, конечно, ни в коем случае. Творчество есть скорее в создании методик, потому что один и тот же процесс можно сделать по-разному. Можно придумать что-нибудь такое, чтобы это получилось очень хорошо.
Как вы вообще понимаете, какие именно цвета, оттенки были изначально под лаком?
— Берётся классический состав растворителя, делается маленькая проба с краю, в самом неответственном месте, 5х10 мм, чтобы если что-то не так, то это можно было подтонировать. И так потихоньку продвигаешься на более ответственные места, начинаешь раскрывать лица и всё остальное.
Даже если цвет немного изменился, то его не подкрашивают. В этом плане картина остаётся со следами бытования такой, какая она есть. Это можно откорректировать, например, если картина в частной коллекции, и хозяин говорит «хочу», а музейные — нет. Тут строго в пределах утрат, дефектов.
Почему вы решили стать реставратором?
— Мне было лет 14, когда я поступала в училище. Я очень хотела быть археологом, меня очень интересовала история. Но мама сказала, что археология, реставрация — примерно одно и то же, «иди попробуй». Я сходила и попробовала, мне понравилось. Это, конечно, не совсем археология, но оказалось очень интересно. То, чем могу заниматься всю жизнь. Каждый раз испытываю какое-то удовольствие от того, что картина теперь хорошо выглядит. Даже если никто вокруг не оценит... Улыбается же фон Гиппель! Уже хорошо.
Сколько всего картин вы восстановили?
— Больше тысячи. Я одно время записывала каждую, сейчас уже немного ленюсь. Не на всех картинах сложный объём работ: какие-то делаются несколько лет, а какие-то — пару недель.
Что вы посоветуете тем, кто только осваивает эту профессию?
— Меня очень вдохновляет этот эффект, когда работа уже закончена, что ты приложился к тому, что из чего-то старого, очень грязного и драного полотно перевоплощается в настоящее произведение искусства.
Хочу посоветовать внимательно относиться к любым процессам. Нужна дотошность, кропотливость, усидчивость. Спешка здесь вообще не нужна.
Экспозиция, на которой представят портрет фон Гиппеля, «Иммануил Кант. Время и место»(6+) откроется в КОИХМ 16 апреля в 12:00 и будет принимать гостей до 26 мая 2024 года.
На монтаже экспозиции, посвящённой 300-летию Канта, побывал фотокорреспондент «Клопс».
