25 июля сотрудники следственных органов отметили свой профессиональный праздник. 24-летний Роман Ефимов проработал всего два года, но уже успел стать старшим следователем следственного отдела по Ленинградскому району города Калининграда регионального управления СК. Какие дела заставляли не спать по ночам, Роман рассказал «Клопс».
— Насколько я знаю, вам приходилось расследовать дело 20-летней давности: преступление было совершено, когда вы были ещё ребёнком. Что это за дело?
— Оно стало для меня одним из сложнейших. Основная проблема была в том, что там не было никаких зацепок, только догадки. Произошло убийство, были показания свидетелей, очень косвенные, но не было никаких предметов, по которым можно экспертизу провести, например, по крови. Почему-то не было привлечено ни одного человека в качестве подозреваемого, то есть это дело вообще не отрабатывалось. На тот момент отнеслись настолько халатно, что не изъяли даже одежду, чтобы можно было с чем-то сравнить.
Сквозь года пришлось работать просто с памятью людей, которые были тогда, 20 лет назад. Естественно, за это время многие поумирали, кто-то уехал, и вот мы по крупицам начали работать: собирали всех людей, смотрели архивы, составляли схемы. По частицам восстанавливали картину преступления на протяжении почти целого года. К сожалению, это дело я уже не заканчивал, но в итоге нашли виновных, предъявили обвинение, и они признали вину.
— Все свои актуальные дела вы заканчивали? Или что-то остаётся нераскрытым?
— Заканчивал. Все дела в основном с лицами, с фактами установленными.
— Почему раньше было много нераскрытых дел, а сейчас это редкость?
— Технологии позволяют сейчас проводить многие экспертизы, которые в то время не были доступны. Допустим, по многим делам изъяты какие-то предметы, и на тот момент не было просто оборудования в России, с помощью которого можно было бы провести молекулярно-генетическую экспертизу. А сейчас технологии, реагенты дают возможность по биологическим следам выделить ДНК и установить, кому она принадлежит.
Ну, и методы исследования поменялись, конечно. Например, у меня было дело с фальсификацией доказательства в суде. Раньше было проблематично установить давность изготовления документа, а сейчас всё больше экспертов получает допуск для проведения такого рода экспертизы.
— Где вы успели поработать за 2 года после вуза?
— Первую практику я проходил в Красносельском районе Санкт-Петербурга. Тогда я примерно начал понимать, что такое работа следователя, в дальнейшем стал в общественным помощником следователя по особо важным делам главного следственного управления Санкт-Петербурга. Тогда было громкое дело: в Петербурге преступное сообщество занималось незаконной игорной деятельностью. Достаточно долго длилось расследование, но к его окончанию мне пришлось уехать. Заканчивал практику уже здесь, тоже в отделе по расследованиям особо важных преступлений в сфере госвласти и экономики. Как-то так получилось, что меня больше тянет в эту сферу.
После выпуска в 21-м году отправили работать в Советск на полгода, после этого перевели в Светлогорск почти на год, а с апреля откомандировали в следственный отдел по Ленининградскому району Калининграда. В июне назначили на должность старшего следователя.
— Вы успели побывать в трёх муниципалитетах региона. Отличаются ли они чем-то друг от друга?
— Честно говоря, да.
Регион у нас небольшой, но даже с учётом этого районы области действительно отличаются между собой, люди везде немного разные по пониманию мира, по тому, как они живут.
Например, в Советске ближе граница, но в этом районе больше посёлков, много людей живёт в деревнях. Из дел там чаще встречаются убийства, изнасилования, применение насилия в отношении сотрудников.
Если же брать Светлогорск и его районы, то это побережье — больше застройщиков, людей состоятельных, которые покупают недвижимость. Специфика дел отличается: постоянные стройки, выяснение отношений между людьми, фальсификации в суде, незаконное приобретение земли. Там постоянно какие-то конфликты у людей с администрацией.
В Калининграде тоже по-другому: тут город, движение, скорость. Всё нужно делать быстро — быстрее думать, быстрее соображать, быстрее решать.
Да и людей больше. Например, в Советске тысяч 150 человек на четыре района, в Светлогорске столько же, а здесь только в одном районе 200 тысяч, а следователей не сильно больше.
— А где больше понравилось работать?
— Наверное, всё-таки на побережье. Ну, и я там жил: после работы выходишь, по Балтике гуляешь — супер! Можно отойти немного, разгрузиться. А в Советске как будто более глубинка.
— Почему вы вообще решили стать следователем?
— Я хотел стать военным, пойти по стопам отца, но из-за медицинских документов путь был преграждён. В одиннадцатом классе стал понимать, что хорошо получаются обществознание, история, юриспруденция, экономика мне нравилась, поэтому решил поступать на юридический. Примерно тогда же узнал, что открылась Академия Следственного комитета в Санкт-Петербурге, и решил поступить туда.
— А почему вернулись в Калининград?
— У меня был пятилетний специалитет, я его закончил по целевому направлению: то есть меня отправили на учёбу от калининградского СК, поэтому я должен вернуться и отработать 5 лет.
— Что именно вас привлекло в этой профессии?
— У меня, в принципе, всегда была тяга к государственной службе. Ну и, конечно, когда я смотрел или читал новости, какие-то громкие дела, расследования — всё это было интересно. Хотелось узнать, как это работает, как это применять в жизни, как это может пойти на пользу государства.
— Запомнилось ли особенно какое-то громкое дело?
— Меня заинтересовало следствие по уголовному делу о крушении египетского самолёта, в котором были россияне. Я помню, дело тогда взяли на особый контроль, на место происшествия полетели наши следователи. По кусочкам и микрочастицам собирали, восстанавливали картину. Это было объёмное, масштабное расследование, которое оставило впечатление.
31 октября 2015 года самолёт Airbus-321 компании «Когалымавиа», выполнявший рейс Шарм-эль-Шейх — Санкт-Петербург, разбился в 100 км от египетского города Эль-Ариша. Все 224 человека, находившиеся на борту, погибли.
— А какое из ваших дел осталось в памяти?
— Самое первое, оно было особо тяжкое. Первое дело — это стресс, первое задержание, первое ходатайство в суде поддерживать.
— Что там произошло?
— Педофил совершал противоправные действия в отношении несовершеннолетних. Это был стресс, потому что я только месяц работал. Потом уже практики поднабрался.
— Какие вы испытали эмоции, когда узнали, что вам предстоит?
— Немного страшно было, потому что боялся сделать что-то неправильно, а из-за этого человека, например, отпустят. Или доказательство как-то неправильно закрепить. Это всё от неуверенности в себе, потому что только-только начал работать, а тебе тут особо тяжкое преступление, тем более с несовершеннолетней — всё на контроле.
Ты думаешь, что вроде бы ты из академии, должен всё уметь, но первый раз руками что-то делаешь.
Особенно было страшно, когда я остался один ночью за старшего, когда искали этого человека. Потом я оказался один на один с подозреваемым и адвокатом: никто не мог помочь, некому позвонить. Пришлось по наитию что-то вспоминать, выкручиваться. Всё проверял по несколько раз, вроде бы вышло без ошибок, и по итогу быстро закончились все экспертизы, человек признал вину.
— Как быстро вы отпустили страх сделать что-то не так?
— Стал больше работы делать в процессе и свои ошибки исправлять, на которые мне указывали. Всё в памяти откладывал — что делал правильно, что неправильно. Прошло всего два года, иногда всё же делаю ошибки, но стараюсь их поправлять и запоминать, чтобы их не повторять.
Сейчас этот страх уже ушёл. Сейчас вообще достаточно уверенно себя чувствую в любой категории дел и, скажем так, не боюсь экспериментов.
— Наверняка вам приходится сталкиваться с убийствами. Не жутко ли наблюдать такие картины?
— В принципе, никогда не было страшно. Наверное, ещё с академии повелось, когда первый раз на труп со следователем поехали.
Но всё же самое страшное дело было в позапрошлом году, когда в Славске убили полуторагодовалого ребёнка. Мы тогда выезжали на место происшествия. Очень маленький ребёнок, а способ, которым убивали...
Убийство произошло в ноябре 2021 года. К жителю посёлка Тимирязево приехала знакомая с маленьким сыном. Взрослые выпивали, а когда легли спать, малыш плакал, что раздражало хозяина дома. Мужчина схватил ребёнка, вышел с ним на лестницу, где дважды ударил головой о ступени, после чего избил мальчика слесарным молотком. Ребёнок умер, его тело изверг спрятал под диваном на чердаке дома и лёг спать.
Подсудимого отправили в колонию строгого режима на 19 лет.
— Если вы знаете, что ждёт на месте преступления, бывает, что не хочется ехать?
— Чтоб не хотелось ехать — такого не бывает. Но, конечно, сразу ты рабочий день свой ломаешь, потому что придётся много времени провести на месте. А так — нет ни отвращения, ни страха.
— У следователей есть разделение: кто-то занимается только убийствами, кто-то — экономическими преступлениями?
— Чёткого распределения нет, иногда руководители сами решают. Если, например, у кого-то лучше получается такая категория, то скорее ему это дело поручат.
А когда ты на дежурстве — там никто не спрашивает, просто надо ехать.
— Как часто бывают дежурства?
— Зависит от того, сколько человек в отделе. У нас не очень много, поэтому часто: раз в три дня у каждого. Если за твою смену ничего не произошло, то, конечно, выдыхаешь. На дежурстве ты не можешь нормально свой день построить: вдруг ты сейчас уедешь, и непонятно, что дальше. Всегда есть это напряжение внутреннее во время дня дежурства.
— Расскажите, как вы отдыхаете после такой работы?
— После работы я в основном прихожу домой и слушаю какие-нибудь интересные подкасты, либо читаю, или иду гулять. Главное — полностью абстрагироваться, отключить голову и отойти от дел.
— Подкасты, книги, фильмы, которые вас интересуют, связаны как-то с профессиональной деятельностью?
— Я часто слушаю что-то про экономику, но люблю и просто всякое философское, интересные рассуждения, например.
— В детективах часто показывают пробковую доску с картами, фотографиями и ведущими от одного снимка к другому ниточками. Насколько это далеко от реальности?
— Всё зависит от дела. Бывают дела, где нужно рисовать схемы, показывать стрелки, чтобы было понимание всей картины. Я подобное видел, когда был на практике в Санкт-Петербурге. Там было дело о мошенничестве в администрации, воровали деньги на муниципальных контрактах. Я как-то зашёл к руководителю следственного отдела, а там у него на стене была огромная схема, движение денежных средств: в какие фирмы переводились, куда они уходили, кто их обналичивал и так далее. Но всё равно, конечно, не как — какие-то фотографии, нитки. Маркером всё нарисовано, но суть примерно такая же. Если так по каждому делу моему нарисовать, то мне не хватит площади в кабинете, чтобы эти карты развесить.
— А есть ли книги или фильмы, которые показались вам наиболее реалистичными? Где хорошо показана работа следователя?
— Книги я читаю не по специфике расследования, а по фильмам... В зарубежном кино зачастую показан американский стиль расследования: сочетание следствия и оперативных мероприятий. У нас, в России, есть разграничение, немного по-другому работаем.
Недавно смотрел сериал с Константином Хабенским в главной роли («Метод» — ред.), там он там играет эксцентричного следователя. Достаточно интересно, как он там, допустим, людей выводит на чистую воду. Понятно, что показанное — это не совсем законные методы, но любопытно посмотреть, как работает психология.
— Вы запомнили какие-то хитрости или уловки героя Хабенского?
— Почерпнул только то, на какие детали стоит обращать внимание, но не сам способ действий — у нас всё законно.
— Скажите, в профессии следователя есть какая-то разница между мужчинами и женщинами? Кому легче или труднее работать?
— Мужчины и женщины отличаются по типу мышления, поэтому бывают и разные подходы. Например, мы, мужчины, всё стараемся делать линейно: сначала одно дело, с ним закончил и только тогда переходишь к другому. Девушки часто берутся сразу за несколько дел одновременно, и им так комфортно.
В каких-то вещах наш подход лучше, в других — женский.
Но всё же самое главное — как человек относится к своей работе, ответственно или халатно.
— Тяжёлые моменты мужчины легче воспринимают?
— Возможно, по каким-то категориям. Например, в отношении несовершеннолетних женщины могут быть более ранимыми по природе, но тоже не всегда. Всё зависит от конкретных случаев. С моей точки зрения, всё, что касается детей, — тут женщины более трогательно, ранимо могут относиться.
— Бывает ли, что на месте преступления следователь не может взять себя в руки?
— Коллеги, с которыми я работал, себя никогда так не вели. Но мне рассказывали подобные истории из других регионов: там девушки иногда просто говорят «я не могу туда зайти». Убийства, особенно там, где дети, — и всё ступор, человек не может ничего с этим сделать. За свою практику я такое не встречал.
— Как думаете, наступает ли в вашей профессии со временем профдеформация?
— Думаю, да. Когда ты очень много видишь таких картин, то уже не удивляешься. Это не значит, что ты не сопереживаешь людям.
— Эмпатия мешает в работе или наоборот?
— Скорее второй вариант. Эмпатия заставляет тебя быть не делопроизводителем, который просто документы шлёпает и дело направляет, а в первую очередь вникнуть в проблему, помочь людям. Потерпевшего зачастую надо выслушать, как-то обнадёжить: у людей случилось горе, и тебе нельзя быть в стороне, человеком нужно оставаться.
— Вы сразу научились подбирать нужные слова?
— Не сразу. Сначала было тяжело, да, а сейчас уже гораздо легче. Более рационально и сдержанно к решению проблем подхожу, поэтому получается быстрее чем-то помочь, что-то сказать людям.
— А случалось, что подобрать слова не удалось?
— У нас было дело в Светлогорске по некачественному оказанию медицинских услуг. Там провели огромное количество экспертиз, они подтвердили, что изначально врачи ничего не смогли бы сделать: была у человека болезнь, которую просто невозможно увидеть сразу. Но люди всё равно были уверены, что это врачи виноваты. Потеряли человека, а я в тот момент не знал, что сказать. Не переживайте? Это как-то цинично, не знаю. Я просто молчал, слушал их.
— Удалось бы подобрать слова, если б вы могли вернуться в тот момент?
— Я об этой ситуации не вспоминал, но сейчас понимаю, что она осталась нерешённой в голове. Наверное, нужно пережить горе, чтобы понять, что нужно ответить в тот момент.
— Получается, вы отчасти психологи?
— Да, бывает. Иногда, например, приходится и с несовершеннолетними общаться, приводить какие-то примеры, чтобы им это запомнилось.
Когда-то у меня было дело по добровольному половому сношению между лицами, которые ещё не достигли 16 лет, это уголовная ответственность. Я тогда общался с девочками юными и объяснял, что это неправильно, это дорога в никуда. Не знаю, подействовало ли, но я подумал, что будет правильным хотя бы это сказать.
— Насколько знаю, вы часто общаетесь с детьми. Например, несколько раз проводили уроки для младшеклассников, рассказывали им о профессии. О чём они вас спрашивали?
— Детей больше всего интересовало, есть собаки на местах происшествий, можно ли их использовать, есть ли погони за преступниками — то есть более зрелищные какие-то и эмоциональные моменты. Учеников постарше уже интересует график работы, зарплата, есть ли какие-то преференции на службе.
В основном, конечно, пытаешься детям объяснить суть сложной профессии простым языком. Но это иногда бывает действительно сложно, потому что фильмы и мультики создают картину, которую потом сложно перестроить. Просто надо наполнить реальными примерами.
Пытался объяснять, что следователь — это всё: и оперуполномоченный, и следователь, и судья. Он должен всё везде знать, понимать, быстро решать, что сказать и сделать.
— А какими ещё качествами должен обладать хороший следователь?
— Наверное, в первую очередь, это дисциплина и умение планировать. Когда у тебя дела, особенно большие, тебе нужно вести графики, таблицы, аналитику, всё расписывать, записывать, и на этой и основе строить свой следующий день. Ты должен себя дисциплинировать, чтобы достигать в дальнейшем определённого результата, а это тяжёлая всегда работа, умственная.
Для хорошего расследования нужно умение думать и внимательность к деталям. Ты должен выстраивать в голове логику, и если что-то не складывается — задавай вопросы себе, людям. Нужно уметь думать и слышать, что говорят. Иногда надо решить, какой вопрос лучше поставить, когда его озвучить, чтобы получить информацию.
— Что вы посоветуете тем, кто только хочет стать следователем?
— Наверное, самый главный совет — идти в профессию, если ты действительно горишь, хочешь работать, учиться постоянно чему-то новому в этой сфере. Если этого желания нет, то лучше отдать место тем, у кого оно есть.
— А как преодолевать первые страхи?
— Попытаться отключить голову и просто ехать, не бояться спрашивать у старших товарищей: они всегда помогут. Наставничество тут очень важно. Евгений Владимирович Штана — человек, благодаря которому произошло моё становление в профессии. Его переводили по муниципалитетам, а он меня везде забирал с собой, обучал и всегда помогает советом. Я и сейчас продолжаю обращаться к нему, если возникают вопросы.
