Из кафе сбежала на судно: 23-летняя калининградка за год объездила весь мир на барках "Седов" и "Крузенштерн"

Калининградка Дарья Гичкина провела почти год  в море на двух именитых парусниках — "Крузенштерне" и "Седове". Последний вернулся из кругосветного плавания в конце ноября. Девушка рассказала "Клопс", как женщинам работается на судне и о чём волнуется экипаж, когда на суше буйствует пандемия.

Спас питерский

Во время учёбы в университете приходилось подрабатывать в общепите, но хотелось чего-то большего. Часто думала о море. Можно ведь быть стюардессой на борту, только будет ли это прибыльнее?

Осенью 2019-го мне представилась такая возможность. Я попала на наш парусник "Крузенштерн". Считай, то был тест-драйв, первая возможность выйти в рейс и понять — моё или нет. 8 декабря покинули калининградский порт, началась трансатлантическая экспедиция. Её посвятили двухсотлетию открытия Антарктиды и 75-летию Победы. Было приятно чувствовать, что я — часть всего этого.

На судно я пошла работать в службу быта, каюту делила со своей коллегой, старшей буфетчицей Людмилой Николаевной. Она заменила мне мать, наставницу и лучшую подругу. 

Если усну — накроет пледом, кто-то зайдёт в каюту и начнёт громко говорить, а она показывает: "Тш-ш-ш!".

Я работала буфетчицей-трейниз, отвечающей за пассажиров. Часто бегала к ней за советом.

На моей совести был порядок в их каютах, кубриках. Готовилась к приезду и отъезду, проводила санитарные дни и, конечно, помогала в столовой. В море кормят плотнее: к стандартному трёхразовому питанию добавляют приятный бонус — полдник.

Но без помощи курсантов — никуда. Когда мы только вышли из Калининграда, меня безумно укачивало. 

Был один курсант — Влад из Питера, он не страдал морской болезнью. В первый день парень буквально меня спас — если б не он, работа бы встала.

 Ко второму я уже раскачалась, но всё равно чувствовала себя вяло. 

Морская болезнь — это всегда лотерея. Её люди переносят по-разному. Я знаю, что на "Крузенштерне" кто-то из экипажа ходит в море более двадцати лет, но во время шторма чувствует себя плохо. Меня укачивало первые три дня, а потом я привыкла. 

Когда мы проходили Атлантику, штормов уже не было — шли, как утюг. Настолько было гладко, что не можешь понять, на воде ты или нет. А вот в Средиземном море нас "ушатало" так, что я постоянно хотела спать. 

Наперегонки с "короной"

За это время мы побывали на Канарах, потом в Южной Америке — Бразилии, Аргентине, Уругвае. Дошли до самого края материка — Огненной земли, порта Ушуайя. Мы вышли ещё до "ковидной" истории, тогда про неё и китайцы-то толком не знали. Всё было тихо и мирно, планировалось, что после Южной Америки мы вернёмся в Европу. 

В феврале "Крузенштерн" участвовал в гонке с двумя другими парусниками — нашим "Седовым" и дальневосточной "Палладой". На картах делают отметки старта и финиша. Всё как обычно: кто быстрее придёт первым. 

Только вместо 30 минут или часа мы гнали наперегонки почти сутки.

Выключается двигатель, ставятся паруса. Победа лежит на плечах капитана, штурманов. Многое зависит от того, как работает палубная команда — курсанты, — допустим, во время авралов. Капитан по громкоговорителю объявил, что мы победили. На судне царила атмосфера радости, гордости.

В Европе после "средиземки" нас должны были ждать парусные гонки и регаты в Северном и Балтийском морях. Мы с ребятами часто говорили об известном параде кораблей SAIL Amsterdam. Каждые пять лет туда заходят парусники со всего мира. Зрелище по красоте просто невероятное — я там уже была в детстве, когда отдыхала с папой. 

"Корона" всё обломала. Чем дальше мы продвигались на юг, тем больше становилось известно о вирусе.

За экватором наши спутники не передают, а значит, телевизор не показывает. В соцсетях на "Крузенштерне" не зависнешь — интернет только для работы. "На земле" удавалось узнать, что по миру находят единичные вспышки. Когда вышли 3 марта из Буэнос-Айроса, о COVID-19 говорили уже все. Мы шутили, что останемся последними людьми на земле. Потом, конечно, поняли, как это всё страшно и серьёзно.

Когда до Лас-Пальмаса оставалось немного, нам сообщили: в мире беда, границы закрываются. Вместо Турции, Голландии, Германии, Бельгии, Польши нас теперь ждали Новороссийск, Сочи и Севастополь.

Майские парады тоже отменили, мы пошли домой, в Калининград. Там у меня оставалась неделя до другого рейса — нужно было лететь во Владивосток, где остановился "Седов". Все семь дней я буквально жила в перчатках и маске, купалась в антисептике.

Море разозлило аджику и сахарницу

После выхода из Калининграда "Крузенштерн" сильно баюкало море. Я шла и думала: "Так, ладно, сейчас у нас на вахте старший штурман. Он взрослый человек. Он опытный. Даша, не переживай, ты можешь спать". 

В этот момент в каюте упал обогреватель с таким сильным грохотом. Решила: "Всё, корабль разваливается".

Перед ухудшением погоды на судне предупреждают по громкоговорителю: закрепите всё по-штормовому. На шкафах есть замки, чтобы ничего оттуда не вываливалось, все столы и полки сделаны с бордюрчиками, в столовой накрыты специальные скатерти — они не скользят. 

Самое подлое — это океанская зыбь. 

Допустим, недавно прошёл шторм, ветра уже нет и вообще хорошая погода. Но под водой другой эффект: как при помешивании чая ложкой. Однажды ночью мы попали в такую зыбь, а утром в столовой обнаружила сюрприз: улетевшие со столов сахарницы и разбитую банку с аджикой. Это было искусство, которое мне пришлось быстро отмывать.

В Балтике и Северном море мы попали в шторм силой в восемь баллов, самый сильный я застала уже на "Седове". В Норвежском море была настоящая "десятка". Но даже к ней все отнеслись с полным спокойствием. 

Была прикольная традиция: после штормов смотреть фильмы про кораблекрушения, когда корабль от сильной волны переворачивает в воду. Кричали хором: "Такого не бывает!" При строительстве всегда считают устойчивость судна.

Рандеву на мачте

Конец восьмичасового рабочего дня я проводила в компании других ребят. Практически все заранее скачали себе фильмы на жёсткие диски, а если кто-то не подготовился, есть судовая сетка с разными сериалами. Мне кажется, я посмотрела просто всё за эти рейсы. Часто играли в настольные игры. Если хочется побыть одному — читай книжки.

На "Крузенштерне" было около 50 человек экипажа и 150 курсантов, на "Седове" учащихся побольше — где-то двести. На судне замкнутое пространство: основная часть ребят чувствует себя хорошо, но бывали случаи, когда кто-то говорил, что "море — это не моё". 

Не знаю, кто говорит, что женщинам в море тяжело. У девушек те же трудности, как и у мужчин. Знаю, что есть девушки, которые в море идут за второй половинкой, но у нас таких не было — все шли работать и точка. 

За мной как-то ухаживал один курсант: мы поднимались на мачту, смотрели "Титаник". Но я для себя решила, что отношений строить не буду. Тяжело психологически.

По моим наблюдениям, мужчины в море другие. Когда работала в общепите, часто встречала несерьёзных ещё пока мальчиков. А на судне даже парнишка уже с какими-то чёткими стремлениями, целями. 

Мы говорим на одном языке

Этот год изменил мой лексикон. Запоминаем: не стены, а переборки; не пол, а палуба; не кухня, а камбуз; не кровать, а койка; не комната, а каюта; не лестница, а трап. Когда вернулась домой, первые дни на автомате посылала младшую сестру на камбуз.

Однажды в море мы с ребятами не могли вспомнить, как называется экипаж на берегу. Слово "персонал" мы спонтанно произнесли только через несколько дней. 

Я видела ребят со всей России. Больше всего мне запомнились парни из Ейска: как-то они странно разговаривали, но было прикольно. Иногда я совсем ничего не понимала, хотелось позвать переводчика. Ребята с юга мне показались очень добрыми и открытыми, более открытых видела только в Буэнос-Айросе. Там в магазинах нормальная ситуация, если очередь стоит полчаса. Почему? Кто-то болтает с продавцом о жизни. Никто из покупателей не возмущается, все понимают. Может, кто-то будет делать так следом. Я бесилась, но виду не показывала.

Сбой сезонов

Когда я смотрела на маршрут нашей регаты — а планировалось, что домой вернёмся 3 сентября — думала: "Вау, у меня будет девять месяцев лета". На Канарах в декабре мы гуляли по палубе в джинсах и майках, засунув куртки в глубины шкафов. А потом я лежала на пляже и листала соцсети с фотками родни, где они стоят в пуховиках и шубах. Со стыдом ловила себя за мысли: "Как же мне классно".

Самым трудным вышло прохождение экватора. Я редко выходила на палубу, потому что жара била под сорок градусов. 

Единственный раз отважилась сделать это на День Нептуна — это посвящение для тех, кто пересекает центр планеты впервые. Пройти обряд можно, только окунувшись в чистилище — установленный бассейн. 

Нептун хотел даров, песен и танцев. Помощник капитана составил сценарий, вызывали по очереди всех: начиная от старпома, заканчивая курсантами. Дарёными пирогами и пельменями Нептун делился со своей свитой. В костюмы наряжались инициативной группой — мне досталась роль русалки. Всё было по-настоящему: пригодился плед в виде хвоста, хотя при его покупке думала, что мозг меня покидает. Кого на борту ещё только не было: черти, пираты, звездочёт.

На "Седове" мы должны были уйти в "кругосветку". Из-за ковида вместо жарких стран маршрут пошёл по северному морскому пути через Россию-матушку. Постояли на изоляции во Владивостоке, а потом Камчатка, Эгвекинот — самая восточная точка России, которая находится в Западном полушарии, —  Певек, Мурманск и дальше в Калининград. 

Когда-то я была в Альпах и считала, что это самое красивое место на земле. После камчатских пейзажей забрала свои слова обратно. 

За Полярным кругом было в точности наоборот: подружки постили снимки в лёгких платьицах, а я в разгар лета мёрзла.

Морской пейзаж с палубы барка "Крузенштерн"|Видео: Дарья Гичкина