Чем запомнился бар "Икстлан" в подвале кинотеатра "Россия" (фото)

Александр Адерихин рассказывает историю “Икстлана” — калининградского богемного заведения из девяностых, которого больше нет и быть не может.

Этот странный подвал без окон, расположенный под снесённым ныне кинотеатром “Россия”, как губка, впитывал в себя всю молодую богему Калининграда образца 1996 года. Для творческого молодняка, журналистов, педагогов, писателей с поэтами и художниками и всяких других амбициозных и неприкаянных в этом подвале было как мёдом намазано. Это было их заведение.

Очаг культуры

“Икстлан” не был просто подвалом с расписанными стенами, где бухали художники с поэтами. Заведение стало первым арт-пространством Калининграда. Здесь прошла первая выставка работ фотохудожника Люси Брилевской, здесь выставлялись рисунки пациентов Калининградской психиатрической больницы. Максим Пиганов, российский джазовый музыкант, в своё время эмигрировавший из Калининграда в Москву, давал в “Икстлане” концерты со своим диксилендом. Здесь выступали “Дирижабль", "Тилтед Воллс" и “Первертс”, а Артём Рыжков читал курс лекций об андерграудном кино. Здесь выставлялись художники Алексей Старцев, Андрей Машихин, Светлана Олюнина и другие, выступали поэты.

Именно в “Икстлане” прошла первая и, наверное, последняя в Калининграде художественная выставка презервативов. "Тогда для многих это было открытие. Мне запомнились чёрные, специально под смокинг, для особого случая", — говорит Дмитрий Смищук, один из создателей “Икстлана”.

В “Икстлане” экспериментировали молодые театральные дарования. Дмитрий вспоминает об одном из таких перформансов: 

“Это был целый спектакль. Разумеется, авангардный. Полный тайных смыслов. Что-то связанное с культом богини Деметры. Точнее — с её оплодотворением. Авторы, они же исполнители, зашифровали в действии массу смыслов. Пришли зрители — нормальные взрослые люди, интересующиеся искусством. Начался спектакль. Странная музыка. В зал в гробу вносят исполнителя главной роли. Он встаёт, произносит какой-то текст, ходит по залу в балахоне. Потом лезет себе под одежду, достаёт поролоновый орган… В конце-концов отрывает фаллос и падает замертво. Когда это произошло, я даже поволновался немного – у актёра в паху образовалось кровавое пятно (потом организаторы расскажут, что там специально пузырь с краской раздавили). Затем он встаёт и красным поролоновым членом легонько бьёт по головам собравшихся зрителей. Те терпят. Искусство всё-таки…”

Вечерами в “Икстлане” начинались другие импровизации: творческий народ со всего города стекался выпить – поговорить. Но для начала “Икстлан” надо было ещё найти.

Светлана Колбанёва и Светлана Денисова в 1997 работали на телеканале “Каскад” ведущими. Рейтинг узнаваемости — запредельный. О существовании странного заведения им рассказал знакомый репортёр из газеты “Новый наблюдатель”. Лёгкие на подъём телеведущие отправились на поиски новых впечатлений.

“Мы сделали вокруг кинотеатра “Россия” несколько кругов, — вспоминает Светлана Колбанёва, — и ничего не нашли. В результате послали и парня из “Нового наблюдателя”, и этот самый “Икстлан”. Хотели пойти домой, но кто-то из нас заметил 13 ступеней, ведущих вниз, в подвал… Спустились, открыли дверь. “Икстлан”. Хорошо, что не сдались…”

Мебель, меню и рыбы, спешащие на нерест

Основатель и совладелец ”Икстлана” Дмитрий “Хлам” Смищук рассказывает, что когда-то в этом подвале жил художник кинотеатра “Россия”. Художник рисовал афиши к фильмам. От руки. Когда в девяностые рукописные афиши заменили печатными постерами, художника сократили, а часть подвала сдали в аренду под кафе. От кинотеатра “Икстлану” досталось много полезных вещей. Например, старые сиденья из зрительного зала. Посетители сидели на табуретках, хитроумно скрученных из этих самых сидений. Табуреты получились удобные, но валкие.

“Это получилось, как будто специально, — рассказывает Александр Тихонов, партнёр Дмитрия по бизнесу. — Если немного перебрать, то усидеть на таком табурете трудно. А если посетитель падал, его сразу провожали на выход.  На его место — новый… Количество посадок росло, оборот увеличивался”.

Мест постоянно не хватало, и в какой-то момент владельцы “Икстлана” пошли на смелый дизайнерский эксперимент. В дополнение к табуретам вдоль стен прикрутили слегка ошкуренные, крашенные охрой брёвна. К часу ночи заведение забивалось до отказа, посетители сидели до утра.

Курить можно было прямо внутри. Вентиляции — никакой. Пять минут в “Икстлане”, и твои одежда, волосы и бессмертная душа пропитывались табачным дымом на пару дней вперёд.

В меню значилось три блюда: горячий бутерброд с колбасой, помидорами и сыром, пицца “По-охотничьи” (тот же бутерброд, только мелко покрошенный и запечённый в микроволновке до корки), а также чипсы. Зато с алкоголем было всё в порядке.

“Алкоголь у нас был самый разный, — вспоминает Дмитрий Смищук, — и самый качественный. Два бармена, Сергей Гончар и Женя Фефелов, за стойкой экспериментировали с напитками".

В результате получались уникальные коктейли, для которых придумывались такие же названия: “Сыворотка правды”, “Голова профессора Доуэля”, “СУ – 27”, “Гибель пионерки”, “Новый утопленник” (видимо, был и старый. А ещё “Модильяни”, “Пикассо” и “Кровавый Джо”. В состав последнего входил шестидесятиградусный спирт “Распутин”. Выпивать за вечер больше четырёх “кровавых” было опасно для психики. Но в те времена это не сильно волновало посетителей “Икстлана”. Ещё в меню входили “Кофе Южных морей” и пара безалкогольных — “Чебурашка кодированный” и "Отвёртка детская". Последние особым спросом не пользовались.

Стены заведения расписал художник Олег Лунин, он же Зуй Болотный. 

“Приходит человек, — вспоминает Дмитрий Смищук, — и спрашивает: можно, я немного порисую? А чего же нельзя?  Порисуй. Вот он и нарисовал. Зуй Болотный принёс остатки белой краски с какой-то стройплощадки и разрисовал стены. Я ему мешать не стал…”

На одной стене Зуй изобразил самых разных рыб. Работа называлась "Внезапный нерест”. На другой — "Заросли киви под воздействием юго-западных ветров". На торцевой стене позднее появилось красное солнце, всё в протуберанцах.

Олег Лунин умер в начале двухтысячных. По слухам, его, как и многих, убил “белый китаец” — синтетический наркотик, зашедший в Калининград из Китая. Прекрасные рыбы, спешащие на внезапный нерест, до сих пор остаются в памяти народной. Ведь они столько видели и слышали. Как написала, вспоминая “Икстлан”, одна из прихожанок богемного подвала, “часть того, что я помню, рассказывать нельзя. Остальную часть я не помню…”

Ибо нефиг!

Рома Медведев работал в “Икстлане” официантом. В этой должности Рома мог работать только в этом заведении. Философичен и ленив до самозабвения, Рома жил и работал, абсолютно не парясь. Он, например, выработал свой оригинальный стиль таскания подноса с блюдами и напитками. Один из посетителей как–то сказал Роме: “Ты носишь поднос, как тазик в бане”. Рому это не остановило. Он всё равно носил поднос, держа его двумя руками в районе паха. Сам Рома как-то объяснил, что это “ввиду своей личной худобы и лёгкости  тела, дабы уравновесить тяжёлую ношу…”

Рома постоянно изобретал что-то, что должно было облегчить его работу. В список его обязанностей входило будить заснувших за столами посетителей и объяснять, что им уже пора. Это было непросто. Но Рома нашёл выход. Чтобы выпроводить мирно заснувшего крупного посетителя, Рома бросал под стол маленькие петардочки. Сколько бы “Кровавых Джо” с “Головами профессора Доуэля” не плескались в мозгу посетителя, маленький взрыв под столом заставлял его вскакивать. В этот момент Рома орал ему в ухо: “Домой!” Превратившийся в зомби клиент мирно плёлся к выходу. 

Потом от этой практики отказались. От маленького взрыва вскакивал не только заснувший посетитель, но и ещё не дошедшие до кондиции люди за соседним столом. Владельцам заведения стали поступать жалобы. Да и петарды у Ромы кончились…

Как-то Рома открыл для себя творчество группы The Doors.  В результате в кассетном магнитофоне на стойке бара группа поселилась всерьёз и надолго.  Тем, кто позволял себе высказываться против этой замечательной музыки, Рома мстил. Заказывает такой себе критик пиццу “По-охотничьи”.  Рома ему её приносит. Круглую, только что из микроволновки, горячую, пар идёт с ароматом. Человек её — раз, режет ножиком и вилкой. А она не режется. Потому что под ней Рома спрятал здоровенный кусок льда. А вот нефиг The Doors не любить!

Пару незабываемых недель проработала там официанткой и Светлана Колбанёва. Да, да, та самая. Она уже тогда вела эфиры на “Каскаде”, и в городе её, без преувеличения, знали все.

“Поскольку мне вообще всегда нравился общепит, то я не считала зазорным поменять пепельницу или посуду отнести на кухню, если персонал запаривался. И как-то в “Икстлане” это плавно перетекло в “официанчество”. Уже не помню, было ли это моей личной инициативой или идеей Димы Смищука”, — вспоминает Светлана сегодня.

”И вот работает Светлана у нас в зале, — рассказывает Дмитрий, — а к стойке подваливает какой-то гражданин, по его словам — из серьёзных московских бизнесменов. Такие к нам, как в зоопарк, ходили, на творческих людей посмотреть. Подходит и спрашивает, где мы нашли такую классную официантку — и на Свету показывает. Он вначале пытался её клеить, а когда не вышло, предложил мне за неё денег. Выкупить хотел девушку. Говорит, я полгорода у вас тут купить могу. Я ему говорю: извини, чувак, наш бар расположен в другой половине”.

А ещё посетители интересовались, как администрации удалось найти официантку, феноменально похожую на… Светлану Колбанёву.

Охрана

Поскольку люди собирались в заведении начитанные и интеллигентные, вопросы безопасности стояли на первом месте. Во-первых, самих посетителей надо было защищать от бушующего у них над головами верхнего мира. 

Как-то вечером в клуб зашли два милиционера патрульно-постовой службы. Посидели, выпили по бутылочке пива и пошли нести службу дальше. Но потом выяснилось, что где-то они потеряли штатный баллон со слезоточивым газом. И почему-то стражи порядка решили, что у них этот баллончик непременно украли в “Икстлане”. Ну они и устроили. Построили всех возле стены, обыскивали. “Мы вызвали ОМОН, — рассказывает Дмитрий Смищук, — думали, что из профессиональной солидарности не приедут. Но они приехали. И как мне показалось, даже с каким –то удовольствием приехали. И тут власть переменилась”. ОМОН забрал незадачливых “пэпээсов” с собой, а через несколько дней к владельцам заведения с извинениями пришёл милицейский начальник. Вот такие времена были.

Помимо угрозы сверху, была и внутренняя. Скушав пару “Голов профессора Доуэля” или влив в себя “Кровавого Джо”, представители калининградской богемы расслаблялись и выпускали наружу своих внутренних демонов. Иногда выпущенные демоны переходили все границы. И это в сверхтерпимом заведении, где танцы посетителей на столе больше приближались к норме, чем к ЧП. Для укрощения выпущенных творческих демонов и охраны посетителей от самих себя и от чужих на входе всегда сидел охранник.

И пошло-поехало

Владимир Замжицкий вспоминает: 

“Я учился на судоводительском в Балтийской государственной академии. Мне светила восьмимесячная производственная практика — надо было идти в море на каком-нибудь убитом траулере. Что меня не вдохновляло. А вот должность вышибалы, да ещё и за ежедневный расчёт — совсем другое дело. За бутылку коньяка меня формально прикрепили к судну “Вятка” — сборщику загрязнённых нефтепродуктами вод в Рыбном порту. На деле я нёс вахты в “Хламе”. Там мне выдали биту и показали три вида пластиковых жетонов, которые служили внутренней валютой, дающей право попасть в знаменитый подвал и насладится его атмосферой.

Атмосфера там была всегда нештатная — люди ходили очень разные. Помимо действительно творческих, приходили и обычные алкоголики. С ними я постоянно выяснял отношения. Бармены Сергей Гончар и Женя Фефелов мне что-то подливали. В лёгкой кондиции я коммуницировал как с приличными людьми, так и со сложным контингентом. К слову, всерьёз махать дубиной мне пришлось лишь однажды, в остальных же случаях удавалось как-то договариваться с неспокойными.

Именно с “Хлама” начался мой путь в журналистику. Как-то, выпив чего-то очередного от барменов, я рассказал, как работал в “канадской компании”. Мы ходили по офисам и впаривали никому не нужные вешалки и очки. Рядом за стойкой расправлялся со своими “Кровавыми Джо” какой-то человек с бородой и пейджером. “Слушай, — сказал мне человек, — напиши эту историю для нас? Для “Аргументов и фактов — Калининград”?”

Человеком оказался А. Адерихин, акула пера и пока ещё живая легенда калининградской журналистики. Так его называли. Первую статью мы написали вместе, а через несколько месяцев я уже был в команде “АиФ — Калининград”. Ну и пошло-поехало… Сегодня я  пресс-секретарь Московского стоматологического университета.

Конечно я помню Зуя Болотного, Рому Медведева, Ганса, Бобыша, Яблочного слона, Оленя, просто Слона — людей, которые своей харизмой, какой-то безбашенностью усиливали эффект уникальности этого места. Было бы здорово сегодня с ними увидеться”.

Мой “Хлам”

Слово “Икстлан” в пьяном виде не так–то просто выговорить. Поэтому по отношению к заведению в обиход вошло созвучное “Хлам”. Звучало это примерно так: “Мы вчера в “Хламе”… Ну просто в хлам!”

У каждого — свой “Икстлан”. Именно в “Хламе” мы отмечали закат педагогической карьеры моего друга Семёныча. Он не был завсегдатаем, но в своей яркой и полной абсолютно довлатовских историй жизни мимо этого заведения пройти не мог. Вот вам история из разряда “Какие времена! Какие люди!”.

В те годы Семёныч руководил авиа и судомодельным кружком в одной из школ на окраине Калининграда. Собственно, он ничего не делал. Дети играли в футбол или в карты на деньги, а он присматривал, чтобы они не воровали клей “Момент”. И ему за это ещё и платили. 

Но как-то раз Семёныча вызвали к директору. Директор сказала, что очень довольна Семёнычем, что его кружок пользуется популярностью у детей. И пора уже сделать общешкольную выставку моделей, сделанных школьниками в кружке. Моделей у Семёныча не было. Он отправился в поход по другим подобным кружкам. За “обменом опытом”. Во время обмена Семёныч одалживал у коллег пару самолётиков или корабликов, спрятав их в карман или рукав плаща. К выставке он был готов. Одна проблема – на открытие директор пригласила коллег Семёныча, руководителей таких же кружков из других школ. В том числе и тех, где Семёныч “менялся опытом”. Они узнали свои модели. Семёныча уволили. А зря. Дети его очень любили, а модели он бы после выставки обязательно вернул. Семёныч недолго, но переживал. И мы с ним здорово напились, когда его уволили...

А вот ещё был случай. Лето, вечер. Нас — толпа. Два психиатра– нарколога, две телезвёздочки, один подающий большие надежды журналист, художник–дизайнер Маша, девушки–переводчицы из Немецко-русского дома и так далее. Идёт сильный дождь, от которого мы пытаемся спрятаться в “Хламе”. В заведении нет посетителей. Зато есть грустный персонал: “Мы сегодня не работаем… Нас залило…” По стене, по той самой, на которой кистью Зуя Болотного нарисованы киви, с улицы стекает вода. Много воды. Она не уходит. Стоит по середину голени. Но мы уже мокрые, нам всё равно. Подвернув брюки-юбки садимся за пытающийся уплыть от нас столик. “Ладно,, — говорит персонал, — воля ваша”.

Мы сидели там всю ночь. Официант в подвёрнутых джинсах приносил напитки, которые смешивал сидящий практически на стойке (чтобы не промокнуть) бармен Женя Фефелов. А потом мы ещё и устроили танцы на воде, е-е-е... Уже вместе с персоналом. Персонал вспорол несколько пустых пластиковых бутылок, поставил туда свечи и пустил их, зажжённые, плавать по поднятым нами волнам… Очень красиво получилось. До сих пор вспоминаем. Вот только Дима Смищук не может понять, куда на следующий день ушла вода…

Женя

С Женей Фефеловым мы все познакомились в “Икстлане”. Это был гениальный бармен. Он подавал не напитки — он подавал настроение. Он всегда знал, что тебе в этот момент нужно, а что нет. При этом, если ты не зануда и жлоб, с Женей можно было говорить обо всём. О мудаке начальнике, кризисе идей в мировой журналистике, новом альбоме Тома Вейтса, и том, что “я вот люблю её, дуру, а она…”

В профессиональном плане он постоянно работал над собой. О еде и напитках он знал всё. Александр Тихонов, совладелец “Икстлана”, рассказывает: как-то Женя обратился к икстлановцам с предложением: любой, кто купит и за две минуты съест стограммовую плитку чёрного шоколада, получит от заведения бутылку шампанского. 

“Ажиотаж, народ собрался, как на боксёрском ринге, — вспоминает Александр, — крики: “Да за две минуты я…” Желающие берут этот чёрный шоколад, начинают его есть на время. А он, оказывается, забивает горло, как глина, и съесть его за две минуты невозможно. Что Женя знал. В отличие от наших посетителей. Они покупали и ели. Потом Женя милостиво разрешил запивать. В игру включился и бар. Не помогло. Победителей не было. А вот шоколадки мы тогда продали очень хорошо…”

Со времён “Икстлана" Женя стал моим другом. Поразительное чувство юмора и поразительное упорство. Выросший в хулиганском районе на окраине города, он реально относился к тем, кто сделал себя сам. Топ-менеджер одной из калининградских компаний, занимающейся продуктами питания, семья, двое мальчишек — Женя погиб в волнах Балтийского моря в мае 2016-го…

Вместо эпилога

“В "Икстлан" мы ходили не пить, — говорит Светлана Колбанёва, — бухло просто было нашим топливом, давало энергию для культурной коммуникации”.

“Это было время потрясающей свободы, в том числе и предпринимательства, — вспоминает “Икстлан” Александр Тихонов, — имея в кармане сто рублей, ты мог планировать свой бизнес на 10 тысяч. И зарабатывать эти деньги тебе не мешали. Всё зависело не от связей, не от чиновников, решающих, можно или нельзя. Всё зависело только от тебя самого…”  

Но эти времена прошли.

Историю модных калининградских тусовок девяностых, рассказанную Валерием Коноваловым, читайте здесь.