Поездка в Тибет
- Как получилось, что вас пригласили в команду фильма «Монгол»?
- Режиссер Сергей Бодров-старший, побывав на моих выставках, увидел, что мои скульптуры и ювелирные изделия производят на людей довольно сильное впечатление. Он предложил мне поучаствовать в своем проекте, но поначалу я отказывался. Тогда Бодров сказал мне: «Я хочу увидеть историю о Чингисхане твоими глазами». Для этого нужно было полностью окунуться в эпоху великого собирателя монгольских племен и его современников. Чтобы понять тех людей, в 2006 году я предложил Бодрову съездить со мной в Тибет. Самое интересное, что он согласился. Мы ездили не по облюбованным туристами маршрутам, от одного буддистского храма к другому, а по маленьким высокогорным деревням. Там давно остановилось время. Не было электричества, водопровода и других «благ цивилизации». Тибетцы, которых мы встречали, ходили в тех же одеяниях, что были несколько веков назад. Всю творческую группу эта поездка поразила. Фактуру холста увиденной нами жизни мы и захотели передать в нашей истории о Чингисхане.
- Как создавали образ Чингисхана?
- Специально для этой ленты копаться в архивах я не стал. Многое что известно об этом человеке дошло до нас из китайских и среднеазиатских письменных источников, а это сторонний взгляд на проблему. При этом, у моего народа восприятие Чингисхана сложилось из того, что передается из поколения к поколению. Тема впитана мной еще с молоком матери. Она у меня на кончиках пальцев. И еще, не забывайте, я у Сергея Бодрова возглавлял творческую группу художников. Их над фильмом работало семеро. Эмми Вада, например, в 1986 году получила Оскара за создание костюмов для исторической драмы Акиры Куросавы «Ран»… То, что «Монгол» выдвинули на соискание Оскара – лишнее подтверждение того, что художники, да и все остальные в команде Бодрова понимали друг друга отлично. Образ великого полководца мы делали вместе.
Фильм – как отражение детства
- Пейзажи, показанные в фильме, похожи те, что с детства наблюдали вы?
- Да. Особенно скалистая тайга в эпизоде битвы монголов с меркитами (одна из коренных народностей древней Сибири - Ред). Кое-что, и по самому сюжету сценария разворачивается на бурятских землях. Хотя, такие сцены мы снимали во внутренней Монголии, неподалеку от границы с Читинской областью.
- Команда Бодрова жила вполне в духе воинов Чингисхана, не так ли?
- Мы совершали огромные переезды, формируя настоящие караваны автомобилей, груженых съемочной аппаратурой. Ради двух часов экранного времени, целая армия людей два сезона кочевала по семи точкам в Монголии и западных районах Китая, граничащих с Казахстаном. Для нас с Бодровым удивительно было другое: некоторые участники съемочной группы наотрез отказывались есть китайскую пищу. Пришлось брать с собой продукты традиционной русской кухни.
Исчезновение нетленных мощей
- За кадром происходило что-то необычное?
- Когда мы были в провинции Синьцзян (северо-запад Китая – Ред.), прямо в степи наши ребята наткнулись на нетленное тело какого-то древнего воина. Оказалось, некоторые местные боятся этого места, но, при этом, к нему издалека постоянно ходят паломники. Пока мы снимали где-то неподалеку, эти мощи бесследно исчезли. Разбираться, куда пропала святыня, китайские спецслужбы приехали к нам. Говорили даже, будто к краже причастны казахи из нашей съемочной группы, потому что воин был из древней аристократической династии их народа. Когда выяснилось, что мы не при чем, китайские «чекисты» оставили нас в покое. Куда подевалось тело того воина, пролежавшего там много сотен лет, я не знаю до сих пор.
- Какие-то ваши замечания по ходу съемок скорректировали сценарий?
- Отношение к средневековью Востока и к его цивилизации в процессе менялось постоянно и у многих. Но больше всего, в этом смысле, меня поразил объем внутренней работы, которую проделал в себе Бодров. Фильм, даже на визуальном уровне, менялся постоянно. Происходило это благодаря общению со знатоками прошлого. Было три варианта монтажа: первый мы показали на Берлинском кинофестивале, второй – на Московском, и последний - на официальной церемонии старта всероссийского проката. Первые два раза мы с Сергеем Владимировичем, среди прочего, обсуждали и мои замечания. И только последняя версия меня устроила полностью. При этом, я считаю, что автором кино является только режиссер. Мы, со всеми остальными художниками, только помогали.
Род охотников и ювелиров
- Диких животных в Китае видели?
- Как ни странно, нет. Я с детства люблю животных, потому что родился в тайге. Охота для меня – естественное состояние. Там где я вырос другим ремеслом прокормиться труднее. Несмотря на то, что живу в Москве, раз в год вылетаю к себе на родину, или в Казахстан, или Киргизстан, чтобы поохотится на лося, марала, козерога, архара, волка, или лису. Отказаться от этого не могу. Учитывая, что вырос в буддистской семье, это может показаться странным. В том же Тибете мы с Сергеем Бодровым обратили внимание, на то, что дикие звери людей не боятся. Тамошние последователи учения Будды, в отличие от бурятов, не охотники. А у нас многие традиции перемешаны с шаманизмом. Убив зверя, мы просим у него прощения, как индейцы. Естественно, я чту традиции предков. Они отражены и в моих скульптурах.
- Как вы выбрали профессию художника?
- Сколько себя помню, мой отец, Бальжан Намдаков, всегда занимался буддистской скульптурой и живописью. Он непрофессионал, но если бы вращался в соответствующей среде, был бы на уровне Пикассо. Удивительного таланта человек, и его в наших краях очень уважают. У него восемь детей, и почти все стали художниками, или ювелирами. Из них один лишь я – скульптор. Вообще, занятие творческими ремеслами в моей семье передавалось из поколения в поколение. Мы относились к особой касте дарханов. Они делали оружие, красивую посуду, ювелирные изделия для знати. Я знаю, что дарханы были на территории нынешней Читинской области и в те времена, когда там проходила армия Чингисхана. Я – наследник этих традиций… А мой отец сейчас, к сожалению, не очень хорошо видит, но постоянно снимает со стен свои инструменты, точит, полирует их. Не может без этого.
«Мою жизнь изменила шаманка»
- Какие-то фрагменты фильма связаны с вашей жизнью?
- «Монгол» не получился бы настолько убедительной картиной, если бы, к примеру, там не было бы эпизодов с шаманами. Эти люди до сих пор очень влиятельны на Востоке. Я в юности долго болел. Много раз меня оперировали, умирал несколько раз. Длились эти страдания в течение семи лет. Официальная медицина не помогала. Мои родители буддисты, но ходили со мной и к русским, и к татарам, и к цыганам… Никто не мог помочь. Обратились к одной шаманке. Она пришла к выводу, что мои предки сделали какие-то ошибки. Шаманка на нашем родовом месте накрыла стол, и угощала наших духов, прося за меня у них прощения. На утро после этого я проснулся абсолютно здоровым человеком. А ведь до этого шаманизм от нас был очень далек.
- За что вам вручили серебряную медаль Академии художеств России?
- За первую крупную персональную выставку, прошедшую в 2002 году в Москве. Туда пришел весь президиум академии. Они были ошарашены. Говорили, что это сенсация. Кто-то предложил: «Давайте Даши сразу примем в академики!». Тогда я еще жил в Сибири. После выставки вернулся домой, и со временем забыл об этом. А года через два меня неожиданно пригласили на церемонию вручения этой медали в Москву…
Индейцы прислали свои тотемы
- Выставки у вас были в самых разных уголках света. Что удивляет больше всего?
- Когда я учился, думал, это будет интересно только в Бурятии, ну, максимум еще в Москве. А тут мы приезжаем в Тайвань, где кроме узких специалистов меня не знает никто. Открываем выставку – поток людей, и президент страны приглашает к себе на встречу. То же самое и с президентом России… Года полтора после экспозиции в США, приезжает ко мне один режиссер, и привозит два небольших резных деревянных тотема. Оказалось, канадским индейцам, побывавшим на выставке, очень понравились мои работы, и они решили сделать такой вот ответный жест. Теперь тотемы стоят у меня в мастерской. Удивительно, что мои работы понимают люди самых разных культур. Видимо, есть в них какая-то сила.
- А что для вас – предел художественной силы?
- В Иркутском музее есть древний кусочек кости какого-то животного. Доисторический художник сделал своим примитивным резцом два-три штриха, и получился шедевр скульптуры на все времена! Неслучайно, все-таки, я подпитываю свое вдохновение в самых древних культурах. Первобытное искусство во всех точках мира было единым, и это мне нравится.
Кризис мешает выставкам
- Где будут ваши ближайшие выставки?
- Все, задуманные, к примеру, в Японии, придется отложить. Перевозка и растаможка скульптур - это огромные расходы. То, что я делал два года назад в Музее мирового искусства в Пекине (по масштабам, это аналог нашего Эрмитажа – Ред.), повторить еще долго не удастся. Экономический кризис серьезно скорректировал зарубежные планы. А ведь та пекинская экспозиция настолько понравилась, что китайцы попросили на время ее оставить им. Они два года с успехом возили ее по крупнейшим городам своей страны.
Самая высокая статуя Азии
- Вы сейчас занимаетесь монументальной скульптурой?
- Минувшим летом городу Астана исполнилось 10 лет. По заказу президента Казахстана я поставил монумент легендарной принцессе этого народа Ханшаим. В Европе она больше известна как скифская царица Тамирис. Казахи считают ее своей праматерью. Скульптурой мэр Астаны и Нурсултан Абишевич Назарбаев были очень довольны. Статуя оказалась самой большой, из ныне существующих в Центральной Азии. Длина ее постамента – 12 метров, а высота самой принцессы – 10 метров. На нее ушло 15 тонн бронзы.
- А в России предвидится возвращение монументальной скульптуры?
- Пока признаков этого нет. Я у себя на родине поставил довольно крупную скульптуру. Конечно, она несопоставима с Ханшаим. Ее высота – четыре метра, зато она на буддистскую тему. Называется «Четверо дружных». На слоне сидит обезьяна, на ней заяц, а на нем – птица. Так они добывают плод с дерева, общими усилиями.
- Есть новые предложения от кинорежиссеров?
- Я не считаю себя художником кино, потому что знаю, насколько это сложно. Было предложения поработать над двумя проектами от Вонга Карвая. Один – кино с Николь Кидман в главной роли, другой – поставить оперу Вагнера. От обоих я отказался. Было мало времени. Тот фильм с Кидман он так и не снял… Согласился я поработать только с Бодровым. У него сейчас много новых больших голливудских проектов. В один из них он пригласил меня. Пока не могу рассказывать, о чем этот фильм. Скажу только, что он обязательно будет очень интересным.
Досье
Даши Намдаков - скульптор, график и ювелир, член Союза художников России. За последние 5 лет провел более 15 персональных выставок в крупнейших музеях мира. В январе 2008 года в Третьяковской галерее в Москве прошла персональная выставка мастера, где выставлялись его работы за последние 7 лет.
Его работы - в коллекциях Государственного Эрмитажа, Российского этнографического музея, Государственного музея народов Востока, Музея современного искусства, Тибет-Хауса (Нью-Йорк), Тайваньского государственного исторического музея, а также в частные коллекции Владимира Путина, Герхарда Шредера, Ментиймера Шаймиева, Юрия Лужкова, Романа Абрамовича.