Привычка к насилию: калининградцы рассказали о том, как их били в детстве

В пятницу, 27 января, Госдума рассмотрит в третьем чтении закон о декриминализации побоев в семье, который уже вызывает возмущение у общественности. Клопс.Ru решил узнать у калининградцев, не преувеличена ли проблема физических наказаний в российских семьях.

Мы предложили ответить на вопросы:

1. Били ли вас в детстве родители?
2. Что вы при этом чувствовали и как пытались защититься?
3. Как насилие в детстве повлияло на вас и бьете ли вы своих детей?
4. Как вы относитесь к новому закону?

Андрей. 31 год. Работает IT-администратором. Женат, воспитывает 11-месячного сына.

— Отец на меня никогда руку не поднимал — мог только запереть на полчасика в туалете без света. А вот мать периодически наказывала. Она била меня за серьёзные провинности скакалкой. Например, как-то мы с другом, прыгая на соседской крыше, умудрились её проломить, и сосед пожаловался маме — за это мне влетело. А ещё один раз разбили мячом чужое окно — и маме пришлось компенсировать ущерб. Так как жили мы бедно, то, конечно, мне и в этот раз неплохо прилетело.

Меня и бабушка прутиком лупила... Вообще, физические наказания тогда были приняты у многих. Моего лучшего друга, который был жутким хулиганом, неслабо мутузили и отец, и мать. Помню, шлангом для поливки его отец один раз у меня на глазах так огрел, что он аж на ногах не удержался... Это не помогало: он брался за старое спустя полчаса после порки.

— Испытывал я во время порки не стыд от унижения и не страх, а обычную боль. Всё-таки шлепки резиновой скакалкой очень неприятны. Самым страшным для меня наказанием в то время была не порка, а серьёзный разговор с мамой на тему моей провинности. А ещё хуже, когда она просто молча на меня смотрела, укоряюще: я понимал, что именно сейчас она зла настолько, что даже не хочет со мной говорить. А ударить — это, как говорится, "в сердцах".

— Никаких последствий такого воспитания я не ощущаю. Ни темноты, ни скакалок не боюсь. Меня никогда не наказывали несправедливо. Обиды я на маму за порку не затаил, она, как педагог (много лет проработала в музыкальной школе), понимала, что некоторые вещи маленькому ребёнку не объяснишь. Я до сих пор считаю, что мама была, есть и будет для меня самым близким человеком.

Мне сложно сказать, буду ли я бить своего сына: он пока ещё слишком мал. Однако не исключаю, что, может, пару раз отшлёпать и придётся, чтобы, например, не лез к электророзеткам.

К новому закону о домашнем насилии, который сейчас рассматривает Госдума, отношусь крайне отрицательно. Он отвратителен! По сути, его принятие развяжет руки всяким мерзавцам. Ведь если покопаться в уголовных делах, то вы не найдёте ни одного, которое возбудили бы просто за пощёчину жене. Все, кто обращается в полицию с заявлением об избиении родственниками, — это люди, которых били систематически, а не те, кого впервые отшлёпали. После утверждения закона о декриминализации побоев в семье за подобные вещи буяны будут получать только штрафы, ведь доказать, что тебя именно избили, а не просто толкнули, будет крайне сложно.

Кирилл, 36 лет, промальпинист. Женат, воспитывает 8-летнего сына.

— Отец бил меня ремнём примерно до 12-летнего возраста. Бывало это крайне редко и, конечно же, не просто так. Однако ремень для устрашения всегда висел на видном месте. Кстати, не помню, чтобы мою младшую сестру когда-нибудь лупили. Мама же меня никогда не била, но и противоречить отцу, когда он меня наказывал, не решалась.

— Во время наказания я испытывал не столько боль, сколько обиду: про себя ругал отца различными бранными словами, но вслух только всхлипывал.

Когда я повзрослел, то порка ремнём прекратилась. Хотя пару раз у нас были ситуации, когда казалось, что отец сейчас меня ударит, и я уже даже готовился дать отпор. Видимо, он это чувствовал и не переходил грань.

— Не могу сказать, что как-то сильно ремень мне этот запомнился и сказался на сегодняшнем моём мироощущении. Больше в душу запали и оставили неприятный след другие вещи — пьянки отца и абсолютное его равнодушие к семье и нашим проблемам.

— Своего ребёнка я ещё ни разу не ударил и бить не собираюсь. В последнее время сын бывает крайне дерзок и может от обиды сказать очень неприятную вещь — вроде "закрой рот". В такие моменты очень хочется его шлёпнуть, но я сдерживаюсь, потому что понимаю: это не метод воспитания, а просто выплёскивание собственных негативных эмоций. Можно придумать другой способ донести до сына своё мнение.

К скандально известному закону о домашнем насилии отношусь крайне отрицательно. Если человек один раз позволил себе поднять руку на жену или ребенка, то сделает это и во второй раз. А если он не будет ощущать угрозы наказания, то этот самый первый раз случится гораздо раньше.

Ольга, 25 лет. Учитель начальных классов. Встречается с молодым человеком, детей нет

— Отец бил меня и маму. Ремнём, руками, палкой, даже ногами... Это продолжалось до моих 15 лет, когда маме наконец удалось от него уйти. Он цеплялся к нам по различным поводам: суп невкусный мама приготовила, я книжки не так сложила... Однажды мне в школе задали нарисовать крокодила. Меня несколько часов периодически били и заставляли заново рисовать крокодила, потому что мои рисунки ему не нравились. Как-то он сломал мне руку и порвал стенгазету, которую я делала вместе с одноклассниками больше недели и ещё не представила в школе.

Но страшнее всего для меня было видеть, как он бил маму. Это жуткие воспоминания.

Спустя много лет я встретилась с отцом, поговорила. И самое ужасное, что он даже не помнит, что когда-то поднимал на меня и на мать руку. Я не знаю, как так может быть! Если бы он хотя бы извинился за то, что сделал, то я бы его простила. Но для него это всё вообще ничего не значило, и он с легкостью выкинул прошлое из головы. Теперь мы не общаемся совсем.

— У меня благодаря поведению отца теперь куча комплексов. Он сломал мне психику. Есть такой термин — "созависимость". Для многих женщин любить — это значит страдать. Это ещё литература формирует такое положение дел: она романтизирует "жестокую любовь", когда человек всё время переживает какие-то страсти. А ведь любовь — это стабильное чувство, это "ровное горение", а не резанье вен или убийство из ревности. Вот это понимание формируется в детстве. Женщины зачастую повторяют со своими любимыми мужчинами парадигму, сформированную под впечатлением от примера родителей или собственного общения с отцом. Женщина будет искать одобрения у партнёра, как я искала одобрения у отца: надо быть хорошей девочкой — и тогда тебя будут любить. У меня до сих пор гипертрофированное чувство ответственности, потому что если что-то пойдет не так, то я буду чувствовать себя виноватой, и мало того — мне достанется. Вот эта "любовь-страдание" становится не просто нормой, а правилом — то есть другие отношения тебе уже и самой не нужны.

— Кстати, моим старшим брату и сестре, которые были у отца от первого брака, тоже постоянно доставалось, и очень серьёзно. Они сейчас его знать не хотят, но сами своих детей бьют. Это круговорот насилия.

Я пока не уверена, что вообще хочу детей. Уж точно не в ближайшие 10 лет. Но если рассуждать абстрактно, то я считаю любое проявление физического насилия в семье недопустимым.

— Мой отец и так ничего не боялся: он крутился в околокриминальных тусовках, поэтому был известен в городе, где мы тогда жили, и никто бы против него не пошёл. Но здесь вопрос даже не в этом. Жертв домашнего насилия приучают к тому, что это норма — быть побитой. Тебя бьют, а тебе стыдно быть побитой — и ты никуда не идёшь жаловаться. А это твоему обидчику должно быть стыдно! Это он должен бояться наказания!

Этот закон, который говорит, что семья — это святое и туда не надо вмешиваться, способствует тому, что женщина чувствует себя поступающей неправильно, когда идёт жаловаться на мужа в полицию.

Алина, 27 лет. Продавец в цветочном магазине. Не замужем, детей нет.

— Отец ни меня, ни младшую сестру никогда не наказывал. Меня пару раз мама шлёпала. Это не было больно или как-то особенно оскорбительно в детском возрасте.

Помню тот самый случай, после которого физические наказания вообще оказались под запретом в нашей семье. Мне тогда было 11 лет. Не помню, в чем конкретно я провинилась: наверняка я или дерзила, или в очередной раз сильно поссорилась с сестрой. Мама взяла собачий поводок и пару раз шлепнула меня по попе. Я испытала, что это удар по моей гордости, и сказала, что уже взрослая и так со мной поступать нельзя. Я родителям заявила: "Я же вас не бью, когда вами недовольна!". С тех пор ко мне таких санкций больше не применяли.

— У меня нет упрёка к родителям по поводу воспитания. Я считаю, что они выбрали лучшую систему. Они были молоды, а мы с сестрой — тоже девочки очень активные, и им было очень с нами сложно. Их реакция — это эмоции людей, которые не знают, как справиться с дочерьми-погодками. Но сама я с детства понимала, что своих детей наказывать физически не буду. Я считаю, что нельзя вообще людей бить ни при каких обстоятельствах.

Новый закон о декриминализации побоев в семье чудовищен! Он просто включает зелёный свет всем домашним насильникам. Их жертвы и так часто молчат, но у них по крайней мере есть право пойти и заявить об этом и рассчитывать, что они будут защищены. Доказать, что тебя били, и раньше было сложно, а теперь этот самый первый раз будет ещё и ненаказуемым. Какой раз считать первым: когда он впервые ударил или впервые оставил синяк? Для развитой страны принятие этого закона недопустимо.

Виталий, 38 лет. Работает поваром в ресторане. Женат, воспитывает двоих детей.

— Возможно, меня пару раз лупили и в раннем детстве, но я этого не запомнил. Телесные наказания в нашей семье не были под запретом, но как-то особо не практиковались.

Навсегда отложился в памяти только один случай. Мне было уже лет пятнадцать. Мы с братом разбили окно в школьном классе, где преподавал ненавистный нам учитель. Это серьезный проступок, и я с этим, конечно, не спорю. Однако, на мой взгляд, отец отреагировал не очень адекватно: он пришёл в мою комнату, схватил мою гитару и, прямо как в кино, с треском разбил её об мою спину.

— Мне не было особо больно: я здоровый парень, и гитарой меня не убьёшь. Мне было обидно, что твой родной человек оказался не тем, кем ты его себе представлял. Даже когда он схватил гитару, я до последнего момента думал, что он только замахнется... Это было серьёзное разочарование. До этого случая я очень гордился отцом и старался быть на него похожим. Никогда не разговаривал с отцом об этом: почему-то стыдно.

— Сейчас мы практически не общаемся. Это, безусловно, не из-за того случая с гитарой. Однако когда я думаю об отце, то вспоминаю всегда тот момент и его разъяренное лицо. Видимо, где-то в глубине души это отложилось. Я понимаю сейчас, что именно после того случая перестал ему доверять.

— Бить ребенка — плохо, и это я уяснил для себя на всю жизнь. Я тогда понимал, что меня не наказывают — на мне срывают злость. Я категорически не оправдываю насилия. Однажды я своему сыну, когда ему было лет шесть, отвесил подзатыльник, и до сих пор мне очень стыдно. Конфликтные моменты нужно решать только словами: объяснять, доказывать... Причём это не должно быть занудно, твои речи не должны превращаться в "белый шум", к которому все вокруг давно привыкли.

Я вообще не пойму целей этого закона. Чтобы сократить количество бумажной волокиты для полицейских? Они и так не заморачиваются на счёт домашнего насилия. Я категорически против этого закона, потому что прекрасно знаю, что человек имеет способность расширять границы дозволенного, если ему хотя бы дать путь, по которому идти. Если мы утвердим закон, который разрешает шлепать, то это в итоге превратится в порку, а порка — в избиение... Грань между наказанием и избиением найти будет очень сложно, ведь человека можно побить так, чтобы не осталось никаких следов. Ты изуродуешь ребенка морально и духовно, но это не будет подпадать под уголовную статью.

Мнение психолога

Комментирует кандидат наук, доцент кафедры психологии и социальной работы БФУ им. И. Канта Павел Торопов:

Физическое наказание скажется впоследствии на психике не только ребенка, но и того родителя, который это сделал. Ведь если он один раз ударил ребенка, то велика вероятность того, что он сделает это ещё и ещё. Соответственно, это приведет к тому, что у него сформируется привычка к насилию. Иногда избиение в той или иной мере — оно не так опасно для ребенка, как для родителя, потому что провоцирует на продолжение такого поведения.

Говорить про всех детей, которые существуют в данный момент, абсолютно невозможно. Но насилие — это способ взаимодействия с другими людьми. Если человек хоть раз испытал на себе насилие, то для него это становится в той или иной степени привычно. И он будет точно так же относиться к своим товарищам или детям, для него это будет нормально.

Существуют другие методы, но они слабо применяются в России. Например, метод логического доказательства. Если общение с ребёнком начать очень рано, то тогда не нужно будет его шлёпать.

"Насилие — это любое изменение состояния или поведения человека без его на то разрешения" — такое понятие насилия применяется в Европе. Это, конечно, очень крайнее, резкое и радикальное определение. Оно в российском обществе никак не может существовать, но это мерило, которое показывает: мы настолько привыкли к насилию, что уже не обращаем внимания на те неправильные вещи, которые происходят вокруг нас.

Закон — это заторможенное действие на какой-либо факт. Мы договариваемся о правилах действия в той или иной ситуации. В данный момент мы вынуждены соглашаться на насилие и признавать, что наше общество несовершенно. Если бы мы были настроены на совершенствование общества, мы бы должны были сказать, что любой вид насилия недопустим. Сложность в том, что даже ценности, на которых основана наука психология в европейском и российском обществах, несколько различаются. Мы допускаем погрешности, а они стремятся к идеалу.