- 14 сентября состоится премьера нового для вас и для театра спектакля — «Двенадцатая ночь или как пожелаете» по Уильяму Шекспиру.
- «Двенадцатя ночь» — переломный этап творчества Шекспира. Его последняя комедия. Писал он ее к окончанию рождественских праздников, к двенадцатой ночи от Рождества. Ночи, когда праздничный «гудеж» достигает пика. И название дал соответствующее — «Двенадцатая ночь». Шекспир думал, что сделал ее веселой, но заблуждался.
- Почему?
- Действия пьесы вращаются вокруг четырех героев. Кто-то в кого-то влюблен; тот, в кого влюблены, не разделяет любви того, кто влюблен; в итоге все женятся. Но никто на том, в кого был влюблен сначала! Хотите сказать, это комедия? Нет, скорее драма, даже трагедия. Я за свою жизнь видел порядка двадцати разных «Двенадцатых ночей». Иногда преподнесенных здорово, иногда — не очень. Иногда с фантазией, иногда плоско. Но всегда комедийно. И это для меня является спорным.
- В чем, кроме выявления трагедийного подтекста, будет особенность вашей постановки?
- Есть у нас свои фокусы, которые пока не хочется раскрывать. До поры до времени все будет весело. А потом — бац, и жизнь, и любовь — все превращается в настоящее, а настоящее — очень странное. Как если бы Ромео и Джульета в конце не умерли а поженились, купили бы дачу и начали выращивать петрушку. А в конце концов разочаровались друг в друге и там же на огороде лопатами друг друга бы и переубивали к чертовой матери. Вот тут бы и началась настоящая трагедия, не возвышенная, в шекспировском духе. Ведь настоящая трагедия — это когда погибает любовь, а не обладатели любви.
- Вы, Евгений, уже успели прославиться нетрадиционном подходом к традиционному материалу...
- Нетрадиционным спектакль выходит не потому, что я ставлю перед собой задачу поставить его нетрадиционно. Просто в процессе исследования материала я нахожу ходы, которые до этого, как мне кажется, никем не были обнаружены. И сценографию мне бы хотелось сделать простой и яркой. В оркестровой яме мы установим емкость с водой — море. Сцену засыпем морским песком — получится пляж. На пляже обозначатся музыканты. За сценой установим экран. На него спроецируем кино о том, как мы, актерская группа, проводим время вне работы, вне спектакля — купаемся в море, играем в волейбол, едим шашлык. Все это вместе — выдуманный Шекспиром остров Иллирия, где есть песок, вода, солнце, любовь. И настоящая жизнь.
- Скажите, что вообще движет режиссером, который ставит Шекспира?
- Думаю, что выпендреж (улыбается). Всякий раз, когда беру Шекспира, не понимаю — зачем, что мною движет? Внутренней мотивации у меня нет, но я беру. Автор этот дико трудный. Когда он писал, театр был другим, и способы выражения тоже. Мы же переносим его в нашу итальянскую коробку. Нужно адаптировать материал, диалоги. Шекспир ведь не Чехов, у него люди не говорят понятным языком. Зато он задает классные ситуации, драматургически насыщенные...
- Когда вы готовите спектакль, то рассчитываете на реакцию зрителя?
- Рассчитываю. Но мне дико бы не хотелось этого. Я работаю в театре, у театра есть план и касса. Поэтому я вынужден думать о том, что спектакль должен быть интересен зрителю. Как правило, массовому. Поэтому приходится тупо соотносить творческие интересы с коммерческими.
- Для вас важно, чтобы ваши спектакли были поняты?
- Мне ближе слово «прочувствованы». Не надо понимать. Пускай зритель смотрит и видит в том, что я сделал, что-то изящное, тонкое, нежное. Или ужасное и безобразное, но удивительно интересное. Этот порядок отзыва гораздо важнее. Театр должен заряжать и возбуждать эмоции. В реальной жизни человек теряет вкус к ней под давлением бытового однообразия и со временем успокаивается. Затухает. А искусство существует, чтобы возбуждать желание жить. Чтобы человек ощутил, что жизнь — это кайф.
- Актеры разделяют ваши соображения?
- Не знаю, они не особенно делятся со мной своими соображениями. Я их еще не знаю, в отличие от тех, с кем работаю давно. Кищенко и Зуборенко из «Тильзит Театра», например. С артистами драматического театра — сложнее. Мы еще не нашли язык. Нами еще даже не выработаны определенные правила наших взаимоотношений. Для некоторых из артистов норма оставлять телефон включенным во время репетиции. Мы занимаемся очень тонким и трудным делом. Я пытаюсь что-то объяснить актеру, а он мне — подожди, подожди... и в телефон… А вдруг я не смогу второй раз объяснить того, о чем хотел сказать? Слов не подберу таких же никогда? Но я не делаю замечаний, мне кажется, оно само должно как-то урегулироваться.
- История с обнаженной натурой в «Дачниках» еще не улеглась?
- Я не знаю даже. Артистов куда-то вызывали, они ходили, писали объяснения. Приглашали и меня, я сказал, что я не хочу — и от меня отстали. Видимо, мне уже только вердикт вынесут — тюрьма или свобода. Уголовное дело за распространение порнографии — не шутки. А ведь никакой порнографии и близко не было...