Пончики- Ласло Бабич и державная мощь

Но, думаю, ответ должен созреть прежде всего в голове у градоначальников.

Бальзак считал, что архитектура – выразительница нравов. Что выражает наша площадь Победы, лично мне не ясно до сих пор. Судя по каменному столбу, грозящему проткнуть низкое калининградское небо, и могучему храму – мощь державы. Скамеечки и уютные круглые фонари приглашают присесть и понаблюдать за голубями, фонтанами и детьми, рассекающими на самокатах и великах. Торговый центр посверкивает зеркальным боком. И надо всем этим гордо реет «Россгострах», словно напоминающий о бренности всего сущего. Как в том анекдоте: «А если вам повезет, и вы сломаете хребет…»

 

Зимой на площади возникает новогодняя елка, в которой жизни не больше, чем в конфетной обертке. Вокруг нее что-то происходит разве что на Новый год. Зимой и в межсезонье площадь становится совершенно безлюдной. Жизнь утекает из нее в более теплые и уютные места. На ратушных площадях европейских городов жарят колбаски, пьют глинтвейн, заливают катки и торгуют сувенирами. А у нас только окоченевший фаллический символ державной мощи одиноко грозит виртуальным недругам…

 

Нет идеи, вокруг которой вертелась бы городская жизнь. Никто не может точно сформулировать, в чем душа нашего города. Поколения, жившие здесь до нас, чувствовали ее. Они строили город красивый и удобный, деликатно и с умом распоряжаясь пространством. Они были уверены, что в этом городе будут жить и их дети, и внуки, и правнуки.

А вот многих калининградцев – я сверяла свои мысли с мнением других людей – не покидает ощущение, что все это временно. Что все, кто может, «нарубят бабла» - и смоются в материковую Россию, а если повезет – на Запад. Поэтому наши архитектурные изыски – по большей части результат чьих-то непомерных амбиций или простого отмыва денег.

И мне грустно от этой мысли, потому что я бы не хотела покидать этот город, где родились трое моих детей и где похоронены мои бабушки. А если даже собрать чемодан, то непременно оглянешься и мысленно увидишь…

…железную тележку, громыхающую по хрущевскому двору. «Ма-а-а-ла-ко!» - зычно кричит тетушка-молочница. В тапках и халатах мои соседи устремляются к кефиру (зеленая крышечка), молочку в треугольных пакетах и творожным сыркам.

 

А еще я вижу булочную на углу Офицерской и Карла Маркса. Там делали пончики, и всегда за ними была очередь. Пока стоишь, наблюдаешь через стекло, как в пончиковый аппарат загружается тесто. Бледный, как житель Крайнего Севера, пончик, начинает жариться в кипящем масле и – оп! – выскакивает из окошка на поднос. Процесс был завораживающий. Пончики и сейчас жарят, но разве увидишь где-то такое чудо: рождение вкуснотищи у тебя на глазах?

 

А еще я вижу киоск, где заправляли одноразовые зажигалки. Там сидел веселый человек, которого все звали Ласло Бабич. Баллон шипел, кремни менялись за секунды, а Ласло сыпал анекдотами. Собственно, за этим к нему и шли… Тут мне вспоминается мой родной Петрозаводск, где в самом пафосном и дорогущем месте – на набережной Онеги, где расплодились богатые особняки, – удалось отстоять городскую кузню. Много лет заправляет там колоритный могучий кузнец, который кует молодоженам именные подковы и кочерги и рассказывает байки. И живет тут же, в маленьком деревянном домишке. Попробуй-ка высели кузнеца – весь Петрозаводск встанет на дыбы.   

 

Почему мне вспоминается все это? Потому что все это городские, как теперь говорят, «фишки». Это та самая душа города, едва уловимая в деталях, в лицах, в наших воспоминаниях о городе детства. Это то, чем дорожили наши предшественники, придумавшие праздник длинной колбасы, по семечку, по саженцу собиравшие парки и скверы и чтившие своих великих и не очень чудаков.  

Разглядят ли эту душу власти, затевающие очередной эпохальный проект у Дома Советов? Или мы опять получим смесь Сорочинской ярмарки, Арбата и строевого плаца?