Но если уважаемый редактор не менее уважаемого издания «Клопс.Ru» берет на себя смелость задавать мне вопросы не лично, а в статье – приходится отвечать.
Для начала стоит расставить все точки над i. Коллега столь подробно живописал фотографию моего авторства, что я даже зачитался. «Триколор из полиэфирной ткани», «родная, чуть мокрая, серая брусчатка», неизменные сепаратисты, «темная сила с ощеренными флагами», «создал экстремистское фото»… Полет фантазии, настоящий талант. Акула пера, что и говорить.
Реальность, однако, куда проще. Любой более-менее профессиональный фоторепортер согласится со мной – во время репортажа думать приходится очень быстро. Чаще всего – вообще не думать, а действовать инстинктивно. Повернулся – увидел (или, что бывает нередко, показалось, что увидел) удачный кадр, навел камеру, нажал кнопку. Именно поэтому профессиональная техника снабжена разнообразными устройствами, уменьшающими до предела скорость работы автофокуса и затвора. Чтобы не упустить.
Так вот, возвращаясь к нашим баранам. На все про все было ушло меньше трех секунд – я увидел лежащий на земле флажок, присел, приставил камеру к земле, не глядя в видоискатель примерился и нажал несколько раз на спуск. Так все и было.
Теперь что касается экстремизма и прочих терминов, все более актуальных в наши дни. Я не знаю, что такое «лубочный фоторепортаж». И что такое «провокационный снимок» - если речь идет не о постановочном кадре – я тоже не понимаю. Но я уверен, что экстремизм – это не фотографирование потоптанных флагов моей страны на фоне беснующейся толпы, отмечающей сомнительный успех одной из партий. Экстремизм – это незаконная агитация во время голосования на выборах депутатов Госдумы. Экстремизм – это давление на избирателей, «директивы», «разъяснительные собрания», списки на местах постоянной работы и зарплаты, не выданные до дня голосования. Экстремизм – это когда те самые «высокопоставленные чиновники» - а они, уверяю, были действительно высокопоставленные – вместо того, чтобы выполнять свою работу по предотвращению преступлений, в том числе – и в отношении государственной символики начинают звонить журналистам и нарушать 29 статью Конституции РФ, «настоятельно рекомендуя» снять ту или иную фотографию с публичного ресурса в интернете. Заканчивая разговор многозначительным «ну все с вами понятно». Экстремизм – это когда ронять на землю флаги можно, а фотографировать их – нельзя. Вот это вот и есть самый настоящий экстремизм. Крайне, между прочим, опасный.
И рассуждать о «дефиците студенческих мозгов» нужно, если, конечно, это тоже еще не запретили. Потому что именно обладатели этих мозгов зимой организовывали «контрмитинги» у стен областной Думы, именно они закидывали оппонентов мукой. И именно они, вместе с теми, кто чествовал убийцу как героя, теперь используются в качестве бродящей змейкой и ожесточенно размахивающей флагами массовки на митингах в поддержку тех, кто обещает нам счастье на века.
Когда мне и моим коллегам начали звонить «высокопоставленные чиновники», я решил поискать поддержки у друзей-журналистов. Тех самых, которые ложились на пути машин УВД с серверами «Комсомольской правды» в ноябре 2003 года. И все они в один голос говорили мне одно и то же – «да сними ты эту фотографию, черт с ней». А я думал – что же со всеми нами случилось всего лишь за четыре года?
Отвечая на твой вопрос, Андрей – почему я не поднял флажок – скажу так. Мне всегда казалось, что наша с тобой работа – не участвовать в событих, а лишь наиболее полно отражать их ход. Жаль, что ты об этом забыл.
А насчет фотографии - да, к сожалению, пришлось ее снять. Со скрипом зубов, с матюгами в адрес «высокопоставленных чиновников». Теперь все, что остается - распечатать ее крупным форматом и отправить прямиком этим самым господам. Пускай держат ее в своем рабочем столе, время от времени достают и рассматривают. Вдруг да напомнит она им о том, что представляет собой их работа.