Во время саунд-чекинга перед концертом в калининградском Доме искусств вокалистка и основной автор песен российской фолк-группы "Мельница" Наталья О'Шей, больше известная под псевдонимом Хелависа, встретилась с корреспондентом Клопс.Ru и рассказала о том, как связан новый альбом с фильмом "Аватар", почему она не поёт по-английски и какую песню группа больше не исполняет на сцене.
— Ваше творчество сильно поменялось, звук более чистый такой, — можно сказать, повзрослело. Однако потеряло свою фолк-самобытность.
— Я к этому никак не отношусь. Потому что мы знаем, что делаем ту музыку, которую хотим делать. Я пишу те песни, которые пишутся. Потому что нельзя решить для себя: окей, мы пишем альбом, весь из себя такой фэнтезийный, весь из себя такой акустический, и там будет магия. Мол, сейчас мы решили отказаться от этой олдскульной магии — давайте запишем стимпанк-альбом. Это так не работает. То есть просто пишутся песни — они, как правило, пишутся очень плотно, спина к спине, внутри некой семантики, объединяющей их, и таким образом у нас выходит вот этот мир "Алхимия-Химера", который у нас получился на последних пластинках. А что будет дальше — нам неведомо. Поэтому, насчет того, что меняется творчество группы, мы можем для себя это обозначить исключительно в плане появления новых миров в текстах. У меня есть мир "Химеры" — мы знаем, кто там живет: там живут драконы, там живут Тристан и Изольда, там все летают на дирижаблях, аэропланах, плавают на дредноутах. И мы можем определить это для себя чисто технически как стремление к самому чистому, яркому, выразительному саунду. При этом чтобы ни один инструмент не выпячивался. Нам близка позиция Pink Floyd, когда даже непонятно, какой инструмент играет. Главное, чтобы саунд был красивый. Поэтому у нас есть такие приёмы, когда по тридцать три гитары играют реверсное соло и никто не понимает вообще, что играет. У нас есть такие приёмы, когда играют гитарный смычок и волынка в унисон — и тоже никто не понимает, что происходит. Но мы стремимся достичь именно вот этого звучка. Так что у нас всё очень просто и приземлённо получается.
— Вот музыканты выпускают альбом и готовят следующий. Есть ли у вас страх, что в следующем альбоме не удастся побить планку, установленную предыдущим?
— Конечно, у всех такое есть.
— С новым альбомом получилось?
— Получилось. По крайней мере, "Химера" "Алхимию" переплюнула по чистоте аранжировок, по красоте звука, которого удалось добиться и при записи, и при сведении, за что Борису Истомину спасибо. Пока что — именно с точки зрения саунда — это лучшая работа.
— "Алхимия", как мне показалось, имеет больше связи с нашим настоящим, реальным миром, а в "Химере" больше сказочного.
— Мы их специально так разнесли. Потому что материал писался параллельно. И в какой-то момент мы решали: вот эта песня пойдёт на "Алхимию", вот эта — на "Химеру". То есть, ради примера, практически одновременно были написаны "Колесо" с "Химеры" и "Экзюпери Блюз" с "Алхимии. И мы их вот так разнесли. В одно и то же время были написаны "Анестезия" и "Кицунэ". "Кицунэ" пошла в "Химеру", "Анестезия" — в "Алхимию". То есть в какой-то момент я для себя определила, что если провести параллель с фильмом "Аватар", то "Алхимия" — это про вот этих вот учёных, космонавтов, которые разрабатывают "аватар". А "Химера" — это про нави и их отношение ко всему происходящему.
— Есть ли у вас фаворит среди новых композиций?
— У меня несколько фаворитов, но безусловный фаворит — это, конечно, "Обряд". "Список кораблей", я считаю, вообще гениально получился. И мне очень нравится исполнять, каждый раз на сцене проживать "Кицунэ". Нам хотелось сделать её модной, чтобы она была танцевальным треком, с отсылками к Мадонне, к Майклу Джексону. И в чём-то это у нас получилось.
— Все авторы, все писатели и поэты вкладывают один смысл, а читатели понимают по-другому. Вы с таким сталкивались?
— Это происходит сплошь и рядом. Из последнего, например: человек очень мило разбирал мои песни о поездах, и с песней "Поезд на Мемфис" он прям конкретно прокололся. Там "Победный меркурий, исключительно важно, чтобы мы не свернули" — и ртуть, соответственно, упоминается. И человек это понимает как стремление к смерти, потому что ртуть — это яд, и дальше начинает трактовать песню чрезвычайно суицидально. А там песня — это утяжелённый рок-н-ролл, и Меркурий — это в данном случае Фредди Меркьюри. Но опять же, это его трактовка — она имеет право на существование.
— Если слушатель не понял смысла песни, это не значит, что автор плохо написал?
— Я считаю, что песня — это самостоятельное создание. Она отрывается от автора, начинает жить как самостоятельный организм, и я уже над ней совершенно не властна, и неважно даже, какие мои личные переживания стояли за этой песней. Мне приятно, когда слушатели вычитывают цитаты или какие-то отсылки к другим поэмам, которые я вложила. Но это в первую очередь приёмы, это как метафоры, эпитеты, это точно так же, как мужские и женские окончания и размер стиха. Это не суть песни. А суть песни — это уже то, что каждый может понимать в меру собственного эмоционального отклика.
— Коммерческая составляющая не мешает творчеству?
— Одно дело — песни писать, а другое — ездить с гастролями и делать хорошие концертные шоу. Это разные позиции.
— За столько лет не устали от сцены?
— Нет, это кайф. Это наркотик, мы очень это любим. Нам снятся рабочие сны регулярно — про сцену, про студию, про какие-то моменты записи. Буквально сейчас мы с Алексеем Кожановым друг другу рассказывали про свои рабочие сны.
— Как находите время на все свои планы, проекты?
— Никак. Вообще не успеваю ничего.
— Всё под завязку?
— Да.
— Вы, помимо музыки, ещё и научный проект ведёте.
— Я из МГУ ушла, больше не преподаю и научной деятельностью именно в МГУ не занимаюсь, но я участвую в научном проекте Института этнографии и антропологии Академии наук, детских творческих мастерских — рассказываю детям сказки. То есть я занимаюсь сторителлингом — это именно такой антропологический эксперимент, сообщение современным российским детям фольклора и эпоса других стран.
— Говоря о других странах: вы живёте в Европе, но ни разу там не выступали. Почему?
— А меня никто там не ждёт. Я в Австрии живу не потому, что я хочу там жить, просто так получилось: у меня там семья. А так зарубежным промоутерам, я думаю, мы не особо сдались — по крайней мере, никто нас не зовёт.
— А как насчёт того, чтобы добавить "Мельнице" немного англоязычного формата?
— Таких, как мы, пучок на пятачок на иностранном языке. Честно говоря, я не думаю, что англоязычная программа с "Мельницей" имела бы большой успех. У меня есть некое количество мыслей на эту тему, и я буду воплощать их в жизнь, но чего я точно не буду делать — это переводить существующие песни на английский язык. Если я пойму, что действительно стоит это сделать, и будет настроение — я лучше новых напишу.
— В "Химере" одну из песен вы записали с Борисом Гребенщиковым. Может, стоило и сюда его позвать?
— Он очень занят.
— Вообще у вас очень много параллелей с его творчеством...
— Конечно, я его очень люблю, я считаю его своим учителем, и мне кажется, что это нормально. Преемственность в российской поэзии важна и нужна. Без этого никуда.
— Кого ещё слушаете, помимо БГ?
— Из российских коллективов я, честно говоря, не слушаю почти никого. У меня есть выборочный "Калинов мост", выборочный "Сплин" и выборочный "Пикник". Всё. Старый альбом "Земфиры" у меня есть. В основном зарубежную всяческую музыку. Например, прямо сейчас я вперемешку со "Сплином" слушаю "Металлику" — правда, я так и не добралась до последнего альбома. Слушаю LP, причём акустический концерт. У меня очень эклектичная подборка музыки.
— Как сейчас слушатель относится к "глубокой" музыке? Вот ваша вряд ли подходит для того, чтобы слушать фоном — надо вслушиваться...
— Под неё можно водить машину и бегать.
— Но в последнее время — как в музыке, так и в искусстве в целом — преобладает, так сказать, "фастфуд". Люди стали меньше задумываться над текстами?
— Не знаю. Мне кажется, что наша аудитория продолжает слушать и думать. Наверное, это дело привычки и какого-то личного выбора. Зачем тебе вообще музыка нужна? Она тебе нужна как фон, как вдохновение или чтоб сесть и втыкать — или она тебе нужна как помощь? Это личный выбор каждого слушателя.
— У вас в текстах много сказочных мотивов. Вот что для чего вам сказка? Это попытка сбежать от реальности или нечто иное?
— Для меня сказка — это совершеннейшая реальность. Как Карлсон писал в записке Фрекен Бок, "в мире сказок тоже любят булочки". Я всегда считала сказки совершенно реальными. Архетипы сказочные — они всегда со мной. Я следую принципу Проппа, Лотмана и Веселовского. Историческая поэтика — это та дисциплина, которая совершенно необходима для выживания в современном мире и понимания важности сказок.
— Известные музыканты, как правило, не любят исполнять свой самый популярный хит...
— Вот "Волкодав" нам очень надоел. Очень. Хуже горькой редьки. Поэтому мы его теперь не играем на концертах.
— Табу?
— По крайней мере в этом туре — да.
— После Калининграда — куда дальше?
— Вчера мы прилетели из Екатеринбурга, сегодня мы в Калининграде, послезавтра мы должны быть в Мурманске. Ещё через несколько дней — дуэтное выступление с Сергеем Вишняковым в Новосибирске, и потом будет уже до Нового года перерыв.
— Впервые вашу группу я услышал во время "Чартовой дюжины" лет 10-11 назад. Как удалось пробиться на "большую" сцену?
— Это была комбинация факторов. Во-первых, удалось наконец-то прорваться на "Наше радио", за что большое спасибо тогдашнему директору Филиппу Галкину, и наша песня "Ночная кобыла" пошла в "Чартову дюжину". И неожиданно для всех она заняла первое место в итоговом чарте года, потому что у нас очень хорошие фанаты, которые давно ждали нашего появления на радио, и как только песня появилась — они стали голосовать. И дальше пошло.
— А что вы почувствовали, когда поняли, что "Мельницу" услышала вся страна?
— Это я называю синдромом "настоящего сварщика", как в анекдоте про мальчика в каске и педофила. Это до сих пор иногда посещает, что мы не настоящие сварщики. "Синдром самозванца", когда: "А! Что? Почему я? Я здесь совершенно какое-то не своё место занимаю. Почему я здесь стою, вы ошиблись, дяденька". Мне кажется, это достаточно здорово для творческого человека — иметь определённый цинизм по отношению к себе самому и не зазнаваться.
— Вы живёте за границей, много разъезжаете по разным странам, а сейчас отношения между Европой и нашей страной, мягко говоря, непростые. Что вы думаете насчёт этого?
— Это всё исключительно политика. Знаете, мы каждый год ездим на Украину, даже пару раз в год, и меня постоянно спрашивают: "Ты не боишься, как вас там принимают? Вас там не раздерут на части?" Это настолько промыты мозги у людей! Потому что украинцы встречают с распростёртыми объятьями, плачут, подходя за автографами, говорят: "Спасибо, что вы приехали". То есть ничего, кроме добра, мы от них не видим. Точно так же было, когда в начале двухтысячных я занималась альпинизмом и часто ездила в Грузию. Мне говорили: "Как ты ездишь в Грузию, там же похищают людей?" В общем, все раздоры — в головах политиков и в головах подручных им провокаторов, я бы так сказала. А искусство — оно выше всего.