11:49

Почему вымирает Прибалтика

  1. Интервью
Политолог Александр Носович, автор книг о постсоветской истории Прибалтики, поделился с Клопс.Ru своими размышлениями о том, почему русофобия стала основой внешней политики и куда она завела перспективные страны.    
 
— На днях было 25-летие штурма Вильнюсской телебашни. Я хорошо помню, как это происходило и какая была поддержка со стороны России: огромные митинги на площадях, некоторые собирались ехать на баррикады. А потом всё рассыпалось, распалось. А вашу семью связывает что-то с Прибалтикой?
 
— Моя мама учились в Риге, в железнодорожном техникуме, там они познакомились с отцом, потом приехали в Калининград. Связи с Латвией в нашей семье очень прочные, у меня и крёстный наполовину латыш.
 
Латвия и вообще Прибалтика — это была такая советская Европа, образец для подражания, эталон культуры быта, культуры потребления. Мама рассказывала, что к ней в гости в Ригу приезжала её мать с младшей сестрой. Бабушка всю жизнь прожила в деревне под Орлом. Так вот, уезжая из Риги, она плакала, потому что никогда раньше не знала, что можно жить вот так — элегантно, красиво, достойно. В общем-то, моя бабушка выразила эмоции очень многих граждан Советского Союза.
 
— А родители ощущали косые взгляды как русские студенты?
 
— Да, ощущали, и мама мне рассказывала, и я сам на себе это ощутил. В мой первый приезд в Ригу я спросил — по-русски, разумеется, — у прохожей женщины, где здесь аптека. Она на меня недоумевающе посмотрела, что-то пробормотала по-латышски и пошла дальше. Это самая распространённая история об отношении к русским и россиянам в Прибалтике. В первую очередь к россиянам, потому что русские, которые там живут, в большинстве своём знают государственные языки. А с россиянами, которые бывали в Прибалтике в советское время, мелкие инциденты случались. Но это не было мейнстримом. Хотя теория о советской оккупации тогда уже была.
 
— Можно её назвать скрытой формой русофобии?
 
— В разных странах по-разному. В Литве, например, на массовом уровне русофобии нет. Многие мои коллеги, эксперты по Литве, это подтверждают. Литовцы мало сталкивались со славянами, больше с поляками.
 
В Латвии и Эстонии — да, русофобия есть, безусловно. Это две полярности — русские и эстонцы, по характеру, по темпераменту, очень разные языки, это практически полная сегрегация эстонского большинства и русской общины.
 
В Латвии примерно такая же ситуация, но несколько более мягкая: латыши и русские ближе друг к другу. В Латвии один из самых больших в мире показателей смешанных браков: 20% семей — русско-латышские. Но всё равно присутствует на массовом уровне русофобия. И на государственном уровне она есть во всех трёх странах, и больше всего в Литве. В общем-то, это фундамент их внешней политики.
 
— Как же так получилось, на ваш взгляд? Страна, которая наиболее лояльно относилась к русскому соседу, вдруг стала оплотом русофобии.

— Это парадокс. Вы уже упоминали, что были все предпосылки для очень хорошего развития отношений России и Литвы. В 1991 году к власти пришёл Ельцин, благодаря которому не было кровопролития в Таллине, в отличие от Риги и Вильнюса. Ельцин до последнего боролся за независимость Эстонии, Латвии, Литвы. У него были очень хорошие отношения с Ландсбергисом, и все ожидали, что Россия и Прибалтика станут очень близкими друг другу, что прибалтийские страны станут мостами для интеграции России в Европу.
 
Произошло же всё совершенно по-другому. Почему — это предмет многочисленных споров. На мой взгляд, свою роль сыграли заокеанские диаспоры литовцев, латышей и эстонцев.
 
После Второй мировой войны потерпевшие поражение сторонники Гитлера и националисты, которые пытались играть на противоречиях между воюющими сторонами, бежали из Прибалтики и Восточной Европы за океан. Там образовались многочисленные восточно-европейские диаспоры, идеологической основой которых были тот самый антисоветизм и русофобия. Эти диаспоры активно использовались в американской внешней политике при работе с Восточной Европой в годы холодной войны, потому что все эти люди искренне ненавидели Советы, искренне желали отомстить. Наиболее перспективных выходцев поддерживали, обеспечивали их поступление в университеты, карьерный рост и потом задействовали в работе в Восточной Европе.
 
В Прибалтике в 90-е годы пришли к власти многие выходцы из США, которым американцы обеспечивали карьеру на исторической родине. У них были огромные связи в Штатах, которые усиливали позиции этих людей в местной элите. Президентами всех трёх стран в разное время были выходцы из США. Валдас Адамкус, воевавший в юности на стороне Гитлера. Вайра Вике-Фрейберга, экс-президент Латвии, которая ребёнком бежала с родителями за океан и стала гражданкой Канады. Нынешний президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес тоже из семьи мигрантов, в годы холодной войны он работал в аналитическом отделе радио "Свобода". Занимался антисоветской пропагандой и, как очень многие подозревают, сотрудничал с ЦРУ.
      
— Но ведь на Прибалтику влиял не только Запад, но и Россия. Определённые силы находились под контролем наших властей.
 
— Влияла и сейчас влияет. Были очень мощные силы внутри этих стран, которые хотели стратегического сотрудничества с Россией, политики, и не только русскоязычные, не только опирающиеся на пожилой советский электорат, но и отцы-основатели этих государств. Альгирдас Бразаускас, будучи президентом, создал современную Литву в 90-е годы. Эдгар Сависаар, бывший мэр Таллина, был лидером народного фронта Эстонии и фактически тоже основал постсоветскую Эстонию. Казимира Прунскене, один из крупнейших литовских политиков, которая имела в 90-е годы прозвище "Янтарная железная леди", добивалась международного признания Литвы на Западе. Тем не менее она была за развитие отношений с Россией, и это погубило её карьеру, как и всех вышеупомянутых.
 
Теперь из политиков такого типа в Прибалтике остался разве что мэр Риги Нил Ушаков. Это уже новое поколение, но это уже совсем не то, что было раньше, и надо признать, что Россия борьбу за Прибалтику проиграла.
 
Если говорить о Литве, то тут точно можно сказать, когда это произошло, в 2003-2005 годы, когда Роландас Паксас был президентом Литвы. Это был не пророссийский, но самостоятельный политик, готовый к сотрудничеству с Россией. Ровно год спустя после инаугурации ему объявили импичмент по совершенно смешному поводу. Это был первый случай импичмента в Европе. Литовские эксперты сразу после его избрания говорили, что его снимут.
 
Одновременно с Паксасом большинство на парламентских выборах получила Партия труда, тоже достаточно пророссийская. Год спустя против её лидеров начались уголовные дела, сейчас эта партия как самостоятельная политическая группа фактически уничтожена. И в завершение всего был коррупционный скандал с Бразаускасом, его вынудили уйти с поста лидера Социал-демократической партии, провели зачистку социал-демократов и в итоге системных крупных политических сил, заинтересованных в сотрудничестве с Россией, на сегодняшний момент не осталось.
 
— А чем вы объясняете такой проигрыш в идеологической войне? Меньше денег потратили?
 
— Нет, денег, как правило, мы на такие цели не жалеем. У американцев и европейцев больше возможностей, больше предложений для прибалтийских политиков.
 
Собственно, мы можем предложить только деньги, кэш, а американцы и европейцы —  карьеру. Совершенно недосягаемо для деятеля из Литвы и Латвии было в советское время стать во главе всей Европы, условно говоря. А ЕС, европейская интеграция в наши дни делает такое возможным. Президент Литвы Даля Грибаускайте была комиссаром ЕС по бюджетам и финансам Евросоюза, то есть фактически министром финансов всей Европы. Предел мечтаний правящих прибалтийских политиков сегодня — это перебраться на работу в Брюссель. Там и зарплата больше, и климат лучше, но самое главное — какие там возможности открываются и какие связи. Ходили слухи, что Грибаускайте мечтает стать генеральным секретарём ООН.
 
— А у неё есть такой шанс?
 
— Шанса нет, потому что Россия входит в пятёрку Совета безопасности и может заблокировать такое решение, что она пообещала сделать. После чего из уст Дали Грибаускайте последовало заявление о том, что Россия — террористическое государство.
 
— Желание уехать у большого процента жителей Прибалтики наблюдается, не только у политиков?
 
— В этом отношении народ и партия едины, безусловно.

— Ваша книга называется "Почему у Прибалтики не получилось". Что вы имели в виду, говоря "не получилось"?
 
— Во время выхода прибалтийских республик из состава СССР тогдашние лидеры обещали, что эти страны будут жить, как датчане, шведы, финны. Их мифология строилась на том, что в годы независимости, в межвоенные годы, Прибалтика развивалась, как та же Австрия или Дания, а Советский Союз украл у них это счастье, вогнал их в "совок". Поэтому, если они вернут себе независимость, то спустя поколение наверстают своё отставание от самых успешных европейских наций. Но прошло уже 25 лет и мы видим, что произошло прямо противоположное: это вымирающий, опустевший регион, из которого бегут люди, который занимает последние места в ЕС наряду с Румынией, Болгарией по основным экономическим показателям, у которого чудовищные перспективы. Об этих перспективах говорят Всемирный Банк, Еврокомиссия. Литва за четверть века независимости потеряла 28% населения, и Еврокомиссия в своём демографическом прогнозе на ближайшие десятилетия прогнозирует потерю ещё 33%. То есть страна опустеет на две трети. Фактически речь идёт о вымирании литовцев и латышей.
 
— Почему же так случилось при таком единодушном желании отделиться и при таком трудолюбии — ведь прибалты всё время работают, натирают свой горшочек до блеска?
 
— У Прибалтики был огромный потенциал, который она не использовала. Он состоял в стратегическом сотрудничестве с Востоком, с Россией, в первую очередь, с Белоруссией. Это огромный рынок, который мог стать клондайком в экономическом плане.
 
— Но есть примеры других стран, равных по населению и территориям, которые не сотрудничают с нами активно, тем не менее живут припеваючи.
 
— Это совсем разные истории. Дания реализовала свой потенциал за счёт близости к Германии — самому крупному рынку Европы. Как и Чехия. Словения развивается за счёт близости к Италии.
 
Самый главный пример — это Финляндия, которая в поствоенное время сделала ставку на стратегическое сотрудничество с Советским Союзом, оставаясь при этом частью Запада. Это было сотрудничество с так называемым старым бизнесом, и для Финляндии он стал трамплином, который сделал экономику этой страны одной из ведущих в мире.
 
У Литвы, Латвии, Эстонии в 90-е годы тоже был этот трамплин, но они им не воспользовались, вместо этого был совершенно иррациональный обратный процесс, когда весь российский крупнейший бизнес государственный и негосударственный, который пытался делать стратегические инвестиции в Прибалтику, в конечном счёте вынужден был оттуда уйти.
 
Самый последний пример — это уход Лукойла, он закрывает все свои автозаправки в Латвии и Литве, год назад закрыл в Эстонии. Для компании это итог многолетних неудачных попыток что-то сделать в Прибалтике. Именно Лукойл был первой компанией, которая пыталась купить Мажейкяйский НПЗ — единственный нефтеперерабатывающий завод, крупнейшее промышленное предприятие Литвы. Эта сделка была очень нужна Лукойлу, потому что через этот завод идёт российская нефть на Запад. Это было очень выгодно и для Литвы, потому что это серьёзные деньги и потенциальное превращение завода в крупного налогоплательщика. Вместо этого завод предпочли отдать американцам, отдать за копейки, ещё и дали кредит, в итоге он обанкротился. Это была политика чистой воды.
 
Так было и до сих пор происходит с прибалтийскими портами, за исключением Клайпеды, которую сейчас развивают белорусы. А у Таллина и Вентспилса очень серьёзные проблемы с грузооборотом, грузооборот падает, потому что теперь стратегическая ставка России — ориентировать транзит на отечественные порты.
 
Все 90-е годы в Москве ждали, что прибалты одумаются и поймут, какие огромные возможности они теряют.
 
— Но они, наверно, были не самостоятельны в своих решениях и во многом верили обещаниям Запада. Получается, бросили их партнёры?
 
— Не то чтобы бросили, но они ничего такого особенного не дали сверх того, что дают всем странам, присоединяющимся к евроатлантической интеграции: безвизовый режим, возможность трудоустройства для элиты, возможность эмиграции для простого населения — ничего сверх того.
 
Хотя могли бы дать. У Прибалтики был очень большой потенциал для влияния на Россию в 90-е годы, именно потому что в советские годы это был эталон, очень хорошие ассоциации у россиян остались с того времени. Этот огромный потенциал мягкой силы, как теперь говорят, можно было использовать.
 
Можно было вложиться в сохранение производств. Допустим, предложить какому-нибудь Philips купить завод VEF и развивать его, чтобы он не развалился, чтобы там производили смартфоны.
 
Могли быть предприняты усилия для того, чтобы сохранить в Прибалтике население за счёт создания новых рабочих мест. Но этого не сделали, в результате регион, который мог бы быть агентом Запада в России, не может восприниматься как пример для подражания никем, кроме некоторых идеологических сект. Российский обыватель забыл об этом регионе, даже в Калининградской области.
 
— То есть получается, что Прибалтика интересна заокеанским партнёрам только с точки зрения военно-стратегической? С точки зрения НАТО?
 
— Да, в первую очередь, это военный плацдарм НАТО, во вторую — это регион для разделения России и Евросоюза. Это клин, который вбивается в их отношения. Стратегическая задача прибалтийских дипломатов — не допускать сближения России с Европой. Чем больше в Европе будет Америки, тем меньше в Европе будет России. Это слова бывшего премьер-министра Литвы Андрюса Кубилюса, и это лозунг литовской дипломатии.
 
— А как на деле этот клин может выглядеть?
 
— В 2008 году единственной страной, которая отказалась от введения безвизового режима между Россией и странами Евросоюза, была Литва. Все остальные 26 были не против безвизового режима с русскими.
 
Многочисленные попытки не пускать российский бизнес в Европу. Самый яркий пример —  третий энергопакет, который создал проблему для присутствия Газпрома на европейском рынке. Здесь же многочисленные инициативы по развитию альтернативных энергетических источников в Европе. Сланцевый газ, поставки сжиженного природного газа — всё это очень активно лоббирует Прибалтика, в первую очередь Литва. И другие подобные примеры разделения, вплоть до индивидуальных санкций, запрета на въезд российским политикам, деятелям шоу-бизнеса.
 
— Что далеко ходить — наш офицер Юрий Мель уже полтора года сидит в Вильнюсе.
 
— Да, в очередной раз ему отказали в выходе под подписку 13 января, в годовщину штурма телебашни. Это совершенно политический жест, и дело его демонстративно политическое. Юрию Мелю литовцы "шьют" сговор с Дмитрием Язовым и Борисом Пуго, что вообще абсурд.
 
Обвинительный приговор, я думаю, ему гарантирован, к сожалению. Не думаю, что пожизненный, потому что будет слишком резкая реакция со стороны России, а литовцы  всё-таки боятся, что мы ответим не словами, а делами. И разумеется, Россия должна бороться за Меля. 
 
— Но почему-то не видно особой борьбы.
 
— К сожалению, да.
 
— По первости все высказались, политики наши подключились, МИД, а потом всё затихло. Полтора года человек сидит, и о нём никто не вспоминает.
 
— Надо бороться, потому что это из ряда вон выходящая история. Если Россия ничего не предпримет, это будет колоссальный удар по её репутации. Я в своё время предлагал Следственному комитету России возбудить ответное уголовное дело. У нас же есть своя аргументация, что 13 января в толпу стреляли не советские военнослужащие, а литовские снайперы. У нас есть свои доказательства, уголовное дело в архиве прокуратуры лежит, есть свидетели, есть все основания возбудить уголовное дело по вновь открывшимся фактам и привлечь в качестве обвиняемых того же Витаутаса Ландсбергиса. Повестку ему выслать, понятно, что он не явится, что всё это назовут пропагандистской шумихой, но тем не менее это будет ответ.