Начальник историко-информационной службы Эрмитажа Юлия Кантор, выступившая с лекцией на "Балтийском Артеке", ответила и на вопросы "Комсомольской правды в Калининграде".
О войне и ценностях
— В своей лекции для участников Балтартека вы много рассказывали о Ленинграде и его сохраненных ценностях. Но были и утраченные ценности, многое было похищено гитлеровцами. Откуда они знали, что следует брать и вывозить?
— Действительно, нацисты целенаправленно уничтожали не только Ленинград, но и русские города: Смоленск, Новгород, Псков – и при этом пострадала не только российская, но мировая культура. Ленинград, к счастью, не был оккупирован, а вот пригороды – Петергоф, Пушкин, Павловск, Гатчина – были под немцами, либо уничтожившими, либо вывезшими в рейх все, что не успели эвакуировать. А успели эвакуировать – увы, очень немного. У нацистов была полная картотека на ценности, хранившиеся в музеях Советского Союза - вся информация, вплоть до номеров телефонов руководителей музеев, описаний фондов – нацистская разведка, особенно, после 1939 года действовала сверхактивно.
— Мы знаем об уроне, который нанесла Германия российской и советской культуре, но были и преступления, совершаемые союзниками. В Калининграде все чаще поднимается неудобный вопрос о бомбардировках Кенигсберга. Некоторые даже считают, что уничтожение англичанами исторического центра города стоит назвать военным преступлением.
— При всей жестокости войны, даже притом, что творилось на территории Германии, в том числе в Кенигсберге в 1945 году, не было ни одного советского приказа (по крайней мере, они не известны) о целенаправленном разрушении архитектурных памятников, зданий и музеев Германии. Это исторический факт. Правда, после войны начали разбирать даже слегка пострадавшие старинные здания, чтобы уничтожить «прусский дух». Можно тут же вспомнить то, что произошло в 1945 году в Дрездене. И этот печально знаменитый слоган британских ВВС: «Мы выбомбим Германию!» В этом смысле у меня очень жесткое отношение, хотя понятно, что на войне как на войне. Но я действительно думаю, что культура не делится на свою и чужую. Никакая. Дрезден угробили. А это мировая сокровищница, где была объединена вся европейская культура. То же самое касается и Кенигсберга, разрушенного в августе 1944 года английскими бомбардировками.
Мне нравится, что сейчас в Калининграде как-то вдруг спохватились и начали восстанавливать исторические памятники. И старую топонимику вспоминают: книги такие появились, где отражается история с момента основания Кенигсберга, которому в этом году – 760 лет. Это и есть идентитет. Это адаптация истории других (не надо говорить «чужих») к своей истории.
"Восстанавливать замок смысла нет"
— Вы уже упомянули, что часть ценностей Кенигсберга была разрушена в советское время. Что можете сказать по поводу дискуссии вокруг восстановления Королевского замка?
— Я не понимаю, зачем было уничтожать тут в 60-е годы то, что сохранилось. Королевский замок разрушать, конечно, не надо было: его нужно было восстанавливать тогда, когда сохранились хотя бы остатки подлинного. Но теперь уже нет смысла, потому что это будет новодел, просто калька с «картинки». Хотя российские реставраторы имеют уникальную школу восстановления так называемой руинированной архитектуры. Янтарную комнату ведь восстановили – но в прежних исторических стенах. Следы Янтарной комнаты мифологизировано теряются, и вероятнее всего, она была уничтожена при транспортировке из Кенигсберга на сужавшуюся территорию Третьего Рейха. Но ее восстановили с финансовым немецким участием из здешнего калининградского янтаря. Я присутствовала при работах, когда из тонны янтаря выходил только килограмм годного камня для восстановления. Это была потрясающая история.
— В конце вашей лекции была дискуссия о возвращении Калининграду исторического названия. Думаю, если бы вы ее не остановили, спор продолжался бы довольно долго. Можете еще раз озвучить свою позицию по поводу Кенигсберга?
— Почему мы должны именовать город, который, так или иначе, связан со старой российской историей, именем малосущественного советского руководителя, который к этому городу и в советское время не имел ни малейшего отношения? Кенигсберг - это все-таки историческое название, социокультурный феномен. История Германии и, в частности, Пруссии, слава богу, началась не в 1933 году. Да и в конце концов мы завоевали Кенигсберг, а не Калининград, и медаль была «За взятие Кенигсберга» - единственный случай, когда специальная медаль учреждена за взятие нестоличного города, и область РСФСР была Кенигсбергская до 1946 года. Это принципиальная вещь – Кенигсберг вписан в славную историю Великой Отечественной. Кенигсберг тесно связан на протяжении многих столетий с историей русской политики и русской культуры, поэтому я считаю вполне нормальным акт возвращения ему исторического названия. Кстати, университет у вас имени Канта, жившего здесь. Этого философа у нас любили и в советское время. Это очень логично, я считаю. Если бы у нас не было кенигсбержца Гофмана, не было бы и балета «Щелкунчик» у Чайковского, например. Да, кстати, у нас что, Тильзитский мир подписан в Советске? Вот то, что там есть Тильзит-театр – это очень хорошо. Музей Брахерта у вас есть, слава богу.
Как хранить память
— В Германии за обелисками и могилами наших воинов ухаживают даже в маленьких городках и поселках, а вот в Прибалтике и Польше по этому поводу постоянно ведутся споры, которые часто заканчиваются сносом.
— Могила павших – это святое. С памятниками – не столь однозначный вопрос. Иногда памятник представляет собой художественный образ или метафору, причем неважно, где он находится, в России или где-то еще. А иногда – это только символ идеологии, и тогда и место им – в лучшем случае в каком-нибудь историко-политическом музее. Например, выход нашли в Будапеште. Там огромное количество монументов, постаментов и других артефактов советского времени, иногда достаточно интересных даже с точки зрения изучения монументальной пропаганды, вынесено в отдельный парк. Там очень интересно ходить и историкам, и искусствоведам, и политологам. У нас тоже много чего советского снесли, и по делу: от Дзержинского и заканчивая многими другими. В Варшаве ведь не снесли все-таки знаменитую высотку «Дом колхозника». Он там стоит, и хорошо. Хотя это интересный памятник архитектуры. Если снос происходит под влиянием политической конъюнктуры – это отвратительно.
— То есть рушить не надо?
— Мое мнение – конечно, разрушать не надо. Когда в Эстонии сносили Бронзового солдата, было понятно, что это чисто политический акт. Подчеркиваю, малоприглядный акт. Но как он сейчас стоит и как он ухожен… Он стоит на военном кладбище, и он там более уместен, чем на площади. То есть, в итоге поступили тактично. Кстати, параллель: когда в Эстонии переносили этот памятник, прямо на границе с Эстонией, в новом районе Пскова, на месте, где был лагерь для советских военнопленных (а там по официальным данным погибло 75000 человек), строили элитный квартал. Пока телевизионщики не засняли, как бульдозеры трамбуют черепа, стройка не остановилась. Я, кстати, тоже туда ездила. Мы всегда у чужих видим соринки, из которых раздуваются скандалы. А когда что-то под боком происходит… В общем, давайте лучше о себе поговорим.