Накануне Дня изобретателя и рационализатора, который в этом году отмечают 27 июня, журналист АиФ-Калининград узнал, как живется разработчикам технических новинок у нас и за рубежом, и к чему привели реформы в науке.
У заведующего лабораторией экспериментальных гидрофизических исследований Атлантического отделения института океанологии им. Ширшова РАН Вадима Паки - с десяток изобретений. А уж сколько новых приборов и методов он разработал с коллективом - не сосчитать.
Наука стоит миллионы
- Изобретения - это плановая работа или творческое озарение?
- Мы добываем новые знания о морях и океанах. И тут стандартная техника зачастую не помощник, приходится конструировать приборы самим. Например, в 90-х годах мы придумали новый метод измерения структуры океана. Обычно для этого судно переходит из точки в точку, ложится в дрейф и погружает зонды. При этом наблюдения на каждой станции могут занимать до нескольких часов. Это долго, и расстояние между станциями измеряется километрами. А в океане бывает, через сто метров уже другие соленость, температура и плотность воды.
Классический пример - Гольфстрим, на границе которого корма и нос судна могут находиться в водах с совершенно разными свойствами. А изучать такие явления крайне важно: от структуры воды зависят места скопления рыб. Мы придумали проводить измерения одновременно несколькими зондами, причем на ходу. Никому раньше в голову не приходило собрать их в гирлянду и сканировать сразу несколько слоев. Сэкономили огромное количество времени, а значит, и денег. Устройство назвали "Термохалотрал".
- Что могут обычному человеку рассказать ваши исследования?
- Всем хочется знать, что ждет нас в будущем. Кругом говорят об изменениях климата и грядущих катастрофических изменениях уровня Мирового океана, которые заставят целые народы искать новые места обитания. Может затопить пол-Европы, в том числе нашу область. Колебания океана в таком диапазоне бывали не раз. Но чтобы понять, в каком направлении меняется климат, нужны продолжительные и полные наблюдения. А у нас и с одним, и с другим не все в порядке.
- Насколько я знаю, сейчас на серьезные экспедиции денег нет, и вы ходите не дальше Балтики…
- Мы не отказываемся от работ в океане, но собственных возможностей для этого сейчас нет. Если удается попасть в океанский рейс, то только благодаря приглашениям в международные проекты. Когда стало совсем плохо с деньгами, пришлось сконцентрироваться на ближних морях.
Но здесь тоже большое поле для исследований. Про Балтику один немецкий ученый сказал: маленькое море - большие проблемы. Это верно. Неочищенные стоки, недостаточно глубокое перемешивание вод, из-за чего верхние слои не достигают дна и не приносят кислород. Здесь могут возникать заморы.
Еще одна проблема - бурное цветение токсичных сине-зеленых водорослей в лагунах, от которого может гибнуть рыба. В этом сезоне мы с коллегами займемся изучением этого вопроса и прогнозированием опасных ситуаций.
- А что можно сказать про "обратные течения", из-за которых каждый год тонут люди?
- На Балтике течения, направленные от берега в открытое море, - не редкость. Они возникают, когда штормовые волны образуют в пляжной зоне небольшие заливы. Когда в них встречаются обычные вдольбереговые течения, образуется мощная струя, которая уносит избыток воды в море. Ее скорость выше скорости любого пловца.
Поэтому, попав в такую струю, даже не пытайтесь плыть к берегу против течения. Двигаться нужно, экономя силы, вдоль берега. У струи разрывного течения ширина небольшая. Поэтому выбраться, плывя поперек нее, сможет любой способный держаться на воде человек. Но даже если отдаться воле течения, спустя короткое время оно прекратится, и можно будет плыть к берегу.
- Есть надежда вернуться в океан?
- Морской державе не обойтись без океанологических исследований. Основные задачи лежат именно в безбрежных просторах океана. Руководство страны не может эту простую истину игнорировать вечно. Наши океанографические суда стали для большинства ученых недоступны. "Академик Иоффе" и "Академик Сергей Вавилов" заняты в туристическом бизнесе. Попасть на них могут лишь немногие ученые, и то только для выполнения работ на переходах по туристическим маршрутам.
"Академик Мстислав Келдыш" и "Профессор Штокман" без коммерческих контрактов на заказные темы редко выходят в море. Глубоководные аппараты "Мир" ждет судьба музейных экспонатов. Пытаемся максимально использовать маломерные суда, но деньги на них нужно искать, пробиваясь в международные проекты или получая специальные очень скромные гранты. Академическая организация вынуждена заниматься прикладными задачами. И если при этом нет возможности решать задачи фундаментальной науки - это очень плохо. Россия теряет позиции в мировой океанологии, и этот процесс может стать необратимым. Западная наука все меньше нуждается в кооперации с нами.
- А как у них с изобретательством?
- Развитием океанотехники там занимаются небольшие компании. Наше же приборостроение работало на госзаказ и крупные серии. Обслуживать пару десятков институтов при таком подходе невыгодно. Западное приборостроение всегда работало более гибко, с риском, но целенаправленно изобретательно. И рисковые капиталовложения приносят в итоге прибыль. Результат налицо: их океанологи имеют колоссальный выбор аппаратуры. И россияне покупают преимущественно их технику, когда есть возможность.
- За годы работы вы стали уникальным коллективом, который воспитывает изобретателей. Есть кому передать опыт?
- Молодежь привлечь трудно. Кадровой политики никакой. А тут еще сокращение финансирования. На базе АО ИО РАН возникла морская кафедра БФУ, и часть лабораторий пополнилась географами. Но для моей лаборатории нужны инженеры, физики. А они находят более денежные места, и «приманка» в виде заграничных рейсов уже не работает.