Сто грамм для передовика: как прошёл первый послевоенный год в городе, который ещё не стал Калининградом

После штурма Кёнигсберга в апреле 1945-го перед советским командованием встала задача не менее сложная, чем взятие крепости. В разрушенном городе надо было налаживать мирную жизнь. Эта задача легла на плечи советских военных комендатур и специально созданного при них управления по гражданским делам. Сегодня материалы о работе этих органов хранятся в Государственном архиве Калининградской области.

План посадки картофеля

Город надо было кормить. Дефицит продуктов питания — страшный. Армии пришлось решать проблему продовольственного снабжения и населения, и воинских частей. И кёнигсбергский гарнизон занялся сельским хозяйством. О том, насколько серьёзной была эта задача, говорит "План посадки картофеля", утверждённый первым комендантом города, генерал-майором Смирновым. Каждая районная комендатура должна была "закрепить за собой" 450 га зерновых посевов, а также "изыскать необходимый сельскохозяйственный инвентарь". 

В документах тех лет решение продовольственной задачи часто называют одной из самых важных задач момента. Но во время войны всё более-менее ясно и понятно: танкисты занимаются своим делом, сапёры, артиллеристы — своим. В мирное время началась полная неразбериха.

Офицеры временного управления по гражданским делам в июне 1945-го жаловались коменданту: начальники воинских частей не дают им "производить учёт озимых культур и сенокосов, а некоторые командиры отказываются подчиняться в вопросах сельского хозяйства, отказывают в предоставлении для работ свободного немецкого населения". Или приказ военного коменданта от 15 июня 1945 года. В нём боевой генерал даёт конкретные указания по прополке и окучиванию картофеля, борьбе с вредителями, подготовке к уборке зерновых.

Не хватало специалистов, среди офицеров искали агрономов, назначая их приказами на эти должности. Никого не волновало, что агроном четыре года служил, например, в артиллерийской разведке, а в армию пошёл сразу после окончания агрономических курсов. Назначали — иди и выполняй задачу. Как хочешь, но выполняй.

Конечно, офицеры-"продовольственники" не рисковали жизнью, как во время войны. Но служба была очень опасная. Начальство спрашивало строго. В архиве области хранятся приказы о наказании несправившихся. Например, капитана С-ва, помощника военного коменданта пятого района Кёнигсберга, за плохое руководство и организацию уборки урожая арестовали на 15 суток с удержанием половины получаемого денежного содержания за каждый день ареста.

"Сельскохозяйственные" аресты сыпались на головы подчинённых, как снаряды "Катюши" во время залпового огня. Арестовывали за "плохое руководство и неправильную расстановку рабочей силы по обмолоту зерна", за неявку на совещание по уборке урожая, за "неправильное отношение к сбережению конского состава, грубые нарушения правил эксплуатации и ухода за конским поголовьем, повлёкшее за собой истощение и понижение его работоспособности". Например, лейтенанта Р-ва арестовали на пять суток за "за отсутствие должного внимания к состоянию сбруи и упряжи, повлёкшее за собой механические повреждения шести лошадей".

В условиях тотального дефицита офицеры выкручивались как могли. Например, комендант одного из районов писал в службу тыла: прошу отпустить мне "всё наличие" капустной рассады. Ему лаконично отвечают: "Рассады нет". И что делать? Не воровать же? Тем более что поля, в том числе и в Кёнигсберге, охранялись вооружёнными сторожами. Это не останавливало расхитителей. Из приказа коменданта:

"…За последнее время на полевых участках с/х работ ряда военных комендатур вскрыты факты, свидетельствующие о том, что отдельные военнослужащие, в том числе и офицеры, находясь под влиянием отрицательных пережитков военного времени и продолжая рассматривать материальные ценности как трофеи, встали на путь расхищения государственного зерна. Ярким проявлением этой антигосударственной тенденции являются факты самогоноварения, на что также расхищается госзерно".

С целью решения продовольственного кризиса, перерастающего в катастрофу, в бывшей Восточной Пруссии создали номерные военные совхозы. Ими командовали назначенные по приказу офицеры. Одна проблема — картошка и пшеница приказам сверху подчиняться не стали. Советские офицеры, даже специалисты-агрономы, столкнулись с совершенно другой системой сельского хозяйства. Мелиорация, удобрения, техника, климатические условия — всё было другим. Но даже в таких условиях совсем небогатый урожай надо было ещё сохранить. И вовремя убрать. В том числе и поля, доставшиеся нам от немцев в качестве трофеев.

Здесь командование было щедро не только на сутки ареста. В приказе войскам Третьего Белорусского фронта от 25 июня, подписанном генерал-полковником Покровским, говорится: 

"Разрешить военным советам армий и командирам частей выдачу военнослужащим, работающим на с/х машинах, скирдовальщикам, вязальщикам и косцам, перевыполняющим дневные нормы выработки, по 100 граммов водки ежедневно".

Это помогло мало. И в 1946 году, как писали тогда в некоторых документах, в Калининграде — Кёнигсберге "случился голод".

Запретить общение с немцами

В августе 1946 года первый прокурор области Захаров докладывал в Москву, что город, 4 июля переименованный в Калининград, "находится в антисанитарном состоянии, поскольку в ряде мест не убраны трупы умерших и убитых людей". Водопровод и канализация не работали, жара стояла страшная. Повсюду хозяйничали расплодившиеся крысы. Вскоре начались эпидемии. Обеспокоенные появлением брюшного тифа и дизентерией власти поняли, что нужно действовать. Приказ №0104 военного коменданта предписывал проведение эпидемической разведки и обязательный "охват всего личного состава прививками против кишечных инфекций". Этим же приказом запрещалось общение с немецким гражданским населением и "допуск немцев на территорию воинских частей".

Есть ещё один совершенно секретный приказ военного коменданта, датированный 20 июня 1945 года. В нём говорится, что "среди военнослужащих, имеющих связь с немецким населением, повысился процент заболеваний венерическими болезнями". Приказ предписывал в кратчайший срок провести медицинское обследование и запретить военнослужащим общение с "немецким населением". Комендантов районов обязали провести "разъяснительную работу среди личного состава о тех последствиях", которые влекут за собой указанные связи. Другим комендантским приказом запрещалось "изготовление самогона из чего бы то ни было".

Люди радовались, что пережили войну. Нам никогда не понять те эмоции, которые они тогда испытали. Имеем ли мы право их осуждать? Маленькая деталь, характеризующая жизнь в послевоенном Кёнигсберге. 25 мая 1945 года специальным приказом военного коменданта в частях гарнизона впервые был введён выходной. Официальный рабочий день длился 10 часов. Приказом предписывалось работы и занятия заканчивать на два часа раньше, а в воскресенье подъём, завтрак, обед, ужин и отбой производить на час позже. Пункт восьмой приказа гласил: "Местному немецкому населению выходных дней не делать. Привлекать на работу".

Люди

В одном из фондов Государственного архива Калининградской области собраны рапорты на имя военных комендантов. Тогда это была рутина. Сегодня — прекрасный сборник документов, по которому мы можем изучать жизнь нашего города в первый послевоенный год.

К комендантам обращались по самым разным поводам. Командир роты сообщал, что вверенное ему подразделение не получает мыла второй месяц. 

"В связи с этим личный состав роты бельё и постельные принадлежности не стирает, в бане бойцы моются без мыла. Поэтому могут быть кожные заболевания и другие болезни", — писал командир.

Или приказание управления коменданта начальнику части, полевая почта №...: "…немедленно передать пионино (так в тексте — прим. авт.) тёмно-коричневого цвета коменданту штаба Управления военной комендатуры города и крепости Кёнигсберг капитану Переверзневу для использования такового по назначению". Интересно, как использовалось пианино не по назначению в войсковой части "полевая почта №…"? 

В другом рапорте коменданту города жалуются на репатриированную (угнанную немцами на работу в Германию) гражданку Н. Она служила делопроизводителем в одной из районных комендатур, где и показала себя "очень грубой и очень невнимательной сотрудницей". Поэтому заявитель просил коменданта Н. "характеристику отобрать и направить её работать в более тяжёлые условия".

Но особое впечатление на меня произвёл рапорт капитана Д., который приведу почти полностью.

 "Прошу вашего ходатайства перед командованием Управления военного коменданта о предоставлении мне отпуска на родину. Находясь в армии с 1939 года, отпуском не только не пользовался, но, находясь с первых дней Отечественной войны на фронтах беспрерывно, не видел даже своей семьи: мать-старушку 80 лет и сына 6 лет, которых жена в первых числах этого года бросила на произвол судьбы. Мать живёт, подобрана совершенно чужими людьми, имеет плохое старческое состояние здоровья, в силу чего опасаюсь не застать её в живых, о чём имею гнетущее состояние".

Плохие и хорошие

А ещё первым советским военным комендатурам пришлось заниматься созданием пожарной охраны, переименованием улиц и населённых пунктов, сохранением уцелевших в зоопарке животных, налаживать электроснабжение, водопровод, канализацию, обеспечивать правопорядок, собирать трофеи и изымать у населения оружие, которое было на каждом шагу, обеспечивать уличное движение, восстанавливать промышленные предприятия, создавать буквально на пустом месте школы и детские дома и решать ещё сотни важных задач. Воистину, наш Калининград изначально создали люди в погонах. Они не были лубочными героями, как их часто пытаются изображать сегодня. Они были людьми. И хорошими, и плохими. А ещё были хорошие люди, совершавшие плохие поступки. И наоборот — плохие, совершавшие хорошие. Они жили в своё время, в котором были свои, сильно отличающиеся от современных, представления о том, что правильно, а что нет. И всё, что мы можем сделать в память об этих людях, — это помнить.