Чистокровные лошади на чисто кровные деньги
- Анатолий Рамазанович, как обстоят дела с рентабельностью в конном спорте?
- Что касается конных соревнований, то это скорее инвестиции без гарантированной прибыли. Это очень затратная затея, которая требует громадных влияний и еще определенной традиции и культуры посещения соревнований, чего у нас пока нет. Я последние три года проводил в Георгенбурге конкур, формируя призовой фонд практически полностью из своих личных средств. Это 300 тысяч долларов призового фонда одного конкура, не говоря уже о вложениях в инфраструктуру завода.
- В Европе это престижнейший спорт, который собирает десятки тысяч людей. Спонсоров не приходится упрашивать.
- Да, но у нас пока все по-другому. Пожалуй, только последние два года что-то сдвинулось, появились компании-спонсоры. Вообще, это странная ситуация, когда я прошу кого-то дать денег на конкур, а люди бровь поднимают: «Да у тебя самого деньги есть». Когда мои сотрудники пытаются спонсоров привлечь, с ними не хотят говорить. Чтобы держать высокий уровень, нам надо иметь бюджет в 1,2–1,5 млн евро для одного турнира.
- Величина спонсорского участия?
- Участие спонсоров начинается от 150 тысяч рублей.
- Меня удивляет, что среди спонсоров – в основном компании не местного происхождения. Много швейцарцев, есть США, Украина и даже Ямало-Ненецкий автономный округ…
- Я думаю, по мере развития конкуров отношение спонсоров поменяется, мы тоже не стоим не месте. Когда сюда будут приезжать зрители и спортсмены со всей Европы, все поменяется.
- Вы говорите о развитии конного спорта в области, каковы ваши конкретные планы?
- Мы планируем на базе завода «Георгенбург» проводить чемпионат Европы по конкуру, это вполне реально при определенных организационных шагах. Для этого нам надо построить новое поле. Нынешнее конкурное поле очень высокого качества, соответствует уровню 5 звезд, но оно недостаточно большое по площади. Новое поле можно построить через дорогу от завода, на наших же пастбищах (заводу принадлежат земли общей площадью 11 тысяч гектаров. – Авт.) Это должно быть мобильное оборудование примерно на 20 тысяч посадочных мест, комплекс, который можно организовать на сезон, а потом свернуть. Именно так проходят многие крупные конкуры за границей. Кроме того, завод станет домашней базой для российской сборной.
- В какие сроки, с какими инвестициями это станет возможно?
- Через 3 года, при условии что мы вложим от 3 до 5 млн евро.
- Все эти шаги проходят в рамках Федерации конного спорта, вы стали ее членом и представителем северо-западного отделения в связи с приобретением завода?
- Меня знакомые привезли на завод в 2000 году, тогда несчастные лошади стояли в полуразваленных бараках и, казалось, умирали. Я купил завод, у меня с детства была мечта… Я вырос в Башкирии, там много лошадей. Мальчишкой со сверстниками воровал лошадей, чтобы ночью кататься. Так что это реализация детской мечты. С заводом было так. Поначалу я думал просто разводить лошадей. Но потом понял, что в одиночку этим невозможно заниматься. Когда к этому подключилась Федерация, мы вышли на другой уровень.
- Как вы оцениваете нынешнего президента Федерации Геннадия Селезнева? Говорят, некоторые спортсмены недовольны его действиями, на сайте Федерации есть открытое письмо от группы спортсменов и тренеров с жесткой критикой в его адрес.
- Недовольные всегда есть, но это не по существу. Спортсмены в конных видах - своеобразные люди. Они далеки от интриг, но некоторых из них злоумышленные люди втягивают в ненужные дрязги. На самом деле при нынешнем руководстве Федерация активно развивается, мы наблюдаем невиданный подъем конных видов спорта. Впервые за многие десятилетия мы можем говорить о создании полноценной олимпийской команды, это новое рождение забытого у нас спорта. Особенно хочу отметить Дмитрия Титова, с ним очень приятно работать, он делает огромную работу, и главное, у него самоотверженное отношение к конному спорту. Конечно, отдельное спасибо губернатору Боосу за поддержку и искренний интерес к мероприятию.
- Размер призового фонда Черняховского конкура - самый высокий в стране, а каков порядок стоимости лошадей на соревнованиях такого уровня?
- Без ложной скромности скажу, что, наверное, самая классная лошадь этого конкура - Common Sense, на которой выступает Михаил Сафронов. По крайней мере, как собственник, я могу сказать, что ее сегодняшняя цена равняется 2,5 млн долларов. Именно столько мне предложили за нее.
- И почему вы не согласились? Разве это не обычная практика коневладельцев – продавать лошадь, которая нарастила «добавленную стоимость» благодаря спортивным качествам?
- В случае с Сафроновым я очень надеюсь, что на этой лошади он дойдет до Олимпиады. Что касается продажи, то да, это происходит, лошади, как правило, принадлежат не спортсменам, и отношения между собственником и конкуристом строятся на контрактной основе. Собственник может продать лошадь, это часть реалии, с которой вынужден мириться спортсмен.
- Как распределяется призовая денежная награда?
- Это тоже определяется контрактом. В большинстве случаев спортсмен получает около 50 процентов денежного приза, владелец лошади соответственно – от 50 до 70. Наши отношения с Сафроновым в этом смысле - полное исключение.
- То есть?
- Он забирает весь денежный приз за победы его дуэта с лошадью, я, как собственник лошади, отказался от своих дивидендов.
- Допускаю, это приятно и престижно, и все же я не совсем понимаю, какое удовольствие прагматичный менеджер находит в постоянном вливании огромных денег без адекватной материальной отдачи.
- На самом деле при определенном обороте мероприятий и привлечении зрителей можно вывести конные турниры, по меньшей мере, на уровень окупаемости. В этот раз мы собрали полные трибуны, и многие просто стояли возле поля, а это около 3 тысяч человек. Мне это нравится, я люблю лошадей, людям это нравится. Прибыльным бизнесом это все равно не сделать, и нигде этого не происходит, в том числе и за границей. А что касается меня и моей страсти, то лошади - чистейший рецидив. Заболев однажды, я уже не могу остановиться.
Консультант уровня президентов
Вытащить Анатолия Рамазановича из VIP–палатки, откуда он наблюдал за турниром, было непросто. Кто бы к нему ни подходил, и что бы ни происходило за пределами конкурного поля, его взгляд был неизменно обращен к главному – кто и как проехал свой маршрут. Помаячив на его горизонте, я поймала взгляд, и он подошел, озабоченно глядя на часы и оборачиваясь на поле, извиняясь, стал спрашивать, сколько времени мне надо на дальнейшую беседу.
- Я вас тут буду ждать, пока вы совсем не освободитесь.
Он почти растрогал меня - облегченно вздохнул и даже обнял, вроде как в благодарность за понимание. Фанатик лошадей. И тактичный человек. Спустя час мы сидим в ресторане гостиницы и беседуем.
Что должен сделать человек, чтобы его именем назвали звезду?
Анатолий Рамазанович не сразу понял, что речь идет о нем - в его честь названа звезда в созвездии Тельца. Потом отмахнулся:
- Да это на день рождения мне друзья такой подарок сделали.
- И все же, какие качества вы сами в себе цените? О вас говорят, что если вы за что-то беретесь, результат гарантирован на 100 процентов.
- У меня очень простые родители, отец дагестанец, у него практически нет образования, но он - одаренный от природы человек. Мама у меня из русских немцев, ее все родственники святой называли, она удивительная женщина была. Они всю жизнь очень много работали. Я думаю, самое главное, что я понял о жизни, касается отношения к людям, этому меня научили родители. Мы все очень разные, некоторые из нас одарены больше других – талантами, способностями, потом появляются деньги и связи. Смысл в том, что тот, кому много дано, должен больше отдавать. Но чтобы отдавать, надо любить людей. Самое главное – это доброжелательное и уважительное отношение ко всем. Когда я берусь за что-то, я начинаю с построения команды, и это корень всего. Я приезжаю на место, выясняю все детали и начинаю подбирать людей.
- Насколько сформирован коллектив на заводе?
- Я убежден, что вокруг завода собрались лучшие люди, они по-настоящему любят и знают свое дело. У меня есть, например, такой человек, как Ирина Новикова, директор конкура, отличный менеджер. Она прекрасно организовала мероприятие такого высокого уровня (конкур 4 звезды имеет международный статус и является отборочным для Олимпийский игр).
- У вас большой опыт управления. Вы - конфликтный лидер или дипломат?
- Я 36 лет проработал в нефтегазовой отрасли. Был главным инженером крупного бурового предприятия еще в советские времена. Потом сам возглавлял НГДУ (нефтегазовое добывающее управление в СССР, предприятие 1-й категории. – Авт.) Когда пришел руководить, у меня очередь на квартиры стояла с длинным хвостом, все кадры – заслуженные, старые. А управление надо было развивать, привлекать и технологии, и специалистов. И я принял жесткое решение – взял и остановил очередь. Перестал выделять людям квартиры, и весь жилищный фонд распределил между молодыми специалистами.
- Был бунт?
- Были обиды, но потом поняли, что по-другому нельзя. С новой командой мы вышли на уровень, который потом позволил нам строить столько жилья, что всем хватило.
- Вас, вероятно, часто спрашивают, откуда у вас любовь к лошадям. Но мне хочется спросить, откуда у вас такая тяга к знаниям? Вы знаете 8 языков, самостоятельно учась играть на гитаре, достигли уровня профессионала, защита вашей диссертации закончилась получением патента на новый способ бурения. Вас можно назвать на американский манер self-made person.
- Переломный момент в моей биографии – 1991 год, когда я по обмену опытом в составе группы советских специалистов поехал на учебу в США, в школу бизнеса при Университете Duke (Северная Каролина). Это был самый первый контракт между Академией народного хозяйства при Совмине СССР и американской стороной. Можете представить, как нас встречали: на приеме был Буш старший и люди из высшего эшелона американского истеблишмента. Университет Duke размером с два Светлогорска, только теннисных кортов – 60 штук, половина освещается круглые сутки. Но больше всего меня поразило то, что, работая далеко не лучше нас, американцы получали совсем другие зарплаты и имели космический для нас уровень жизни. Когда я вернулся, у меня были смешанные чувства. С одной стороны, хотелось многое улучшить, но также было чувство стыда – не мог смотреть в глаза коллегам, они еще не знали, насколько плохо мы живем. Начал доказывать руководству, что нужны изменения, но, по иронии судьбы, реальные перемены начались чуть позже, так что я пришелся не ко двору, разругались, я ушел.
- А потом руководители сырьевых предприятий начали их приватизировать…
- Да, точно. Я к тому моменту оказался за бортом, так что олигархом, присвоившим скважину, меня не назовешь. Я решил заниматься своим бизнесом, уехал в Австрию. За то время, что был за границей, тут многое изменилось, так что я потом вернулся. Старые связи и опыт остались, снова пришел в нефтегазовую сферу.
- Вы в прессе неизменно отвергаете свою причастность к каким-либо структурам, хотя вас связывают, например, с компанией «Петромир».
- В этой сфере, а мы говорим о стратегических ресурсных запасах страны, все решается на правительственном уровне, а не на уровне каких-то компаний. Это правильно, что вопрос нефти и газа курирует лично президент страны. Я ни с какими компаниями не аффиллирован, работаю один, как специалист по вопросам нефтегазовой отрасли. Компанию «Петромир» я консультирую по вопросам геологоразведки.
- Говорите, где и как бурить?
- Да, примерно так.
- В том числе по Ангаро-Ленскому месторождению? Какова ситуация с ним?
- Запасы газа в нем подтверждены на уровне С2, это прогнозный, вероятностный уровень. Чтобы оценить запасы по категории С1 (подверженные запасы) надо провести дополнительную разведку, а это громадные инвестиции.
- Это месторождение в Иркутской области может стать крупнейшим, открытым со времен Советского Союза. Какова ваша роль в этом?
- Месторождение открыл я. Продавалось готовое предприятие с лицензией на разведку. Проект требовал больших инвестиций, к тому же никто точно не знал, есть там газ или нет.
- А вы знали? Такие озарения как происходят?
- Элемент интуиции тут есть, но прежде всего – это профессиональные знания и опыт. Так как мне скважина не досталась, я решил сам ее найти (смеется).
Ход истории в нашу пользу
- Анатолий Рамазанович, давайте очистим информационное поле от слухов. Отчего-то завод ассоциируют с именем Батуриной. У нее были намерения в отношении завода, которые не реализовались?
- (смеется) Вы сами ответили на этот вопрос. У них в области есть какое-то хозяйство, но это совсем другой уровень. В одну из поездок Ястржембский Путину сказал: «Вы не представляете, какой тут есть завод, что там творится, это просто чудо, и какие люди там работают». Путин ответил: «Это про завод Батуриной?». Ему разъяснили, что Батурина не имеет отношения к заводу. Отношение к нему имеет президент, как президент страны, губернатор, как глава области…
- И вы, как…
- (подошедший Дмитрий Титов, первый вице-президент Федерации, добавляет): И он, как владелец. Просто, как скромный хозяин.
- Завод, в отличие от конных соревнований, должен приносить доход, ведь это прежде всего бизнес?
- Да, завод может и должен быть рентабельным, это огромное хозяйство, даже корма мы выращиваем сами. Хотя зачастую покупать дешевле, но мы не хотим зависеть от поставщиков, нам нужны качественные корма. Кроме разведения лошадей и продажи, начнем развивать услуги по аренде денников, по аренде лошадей для верховой езды. Есть в планах создание детской и юношеской конноспортивной школы. Но с точки зрения бизнеса главную роль играет продажа лошадей.
- И вы их успешно, насколько я знаю, продаете? Сколько лошадей завод продает, скажем, за год?
- С завода покупают в среднем около 50 лошадей в год. Состав племенного фонда насчитывает около 250 голов, из них 40-45 матки, от которых родятся жеребята. Все дело в том, что продажа лошадей может давать доход, только если речь идет о лошадях совершенно другого класса.
- Вы собираетесь восстанавливать породу?
- Да, у нас есть партнеры в Германии, такие же энтузиасты и фанаты, как мы. Оттуда мы привезем 20-25 маток высококлассной породы. Речь идет не об улучшении существующей породы, а о полной замене. Кроме того, потребуется привезти специалистов из Германии, которые могут разводить породу. Это настолько долгие инвестиции, что о реализации можно говорить только в перспективе 5-7 лет.
- Какова стоимость одной матки?
- Мы будем покупать только высококлассных маток, которые стоят от 20 до 50 тысяч евро. Только вы не упрощайте. Деньги - это еще не все. Кроме всего прочего, это огромная научная селекционная работа.
- Речь идет о тракененской породе, той самой, которая была выведена впервые в этом месте 275 лет назад. Насколько вероятно, что Георгенбургу удастся вернуть славу главного производителя тракенов?
- Абсолютно вероятно. Это именно то, к чему мы стремимся, и у меня нет никакого сомнения, что получится.
P.S. Статья была готова, но требовалось уточнение некоторых вопросов. С удивлением узнала, что Оружев не пользуется электронной почтой. Потом поняла – в его мобильном телефоне есть все нужные номера. И если надо, с людьми он встречается лично. Например, летит из Калининграда на Сардинию, а потом в Сан-Тропе, и все это в промежутках между Цюрихом, Австрией, Лондоном, Хьюстоном, Москвой, Иркутской областью и далее вокруг глобуса. На фоне карты мира звонок в девятом часу вечера - «Можешь встретиться с Оружевым в Светлогорске» - сущий пустяк. Я взяла такси и поехала. С этого места можно написать еще одну статью. Там будет: деликатно восстановленный немецкий особняк, без помпы, с удивительным вниманием к важным деталям; радушно накрытый стол с вином, которое «обязательно надо привезти в Калининград»; верный друг ресторатор Виктор Гарбах, с которым хозяин дома то и дело переходил на немецкий; откровенные рассказы о делах нефтяных и газовых; душевная телефонная беседа с губернатором; и в центре всего – сам хозяин с гитарой, с песнями на языках «от Рейна до Амазонки» и с бешенной энергетикой, о которой лучше всего сказать словами одного из гостей: «Рядом с Оружевым хочется жить и жить по-другому».