Римский историк Марцеллин писал, что где-то далеко на севере, за Борисфеном, обитают забавные существа. У них по две головы, а ноги похожи на куриные. Древний географ Страбон сообщал о диком племени собакоголовых… А мне кто-то говорил, что на востоке Калининградской области местные жители слушают исключительно литовское радио и говорят на редкой смеси русского и литовского языков. И еще один слух: мол, на границе с Польшей, в дикой Роминтенской пуще, водятся кабаны размером с теленка.
Такие домыслы – замечательный повод для нового проекта "Комсомолки" в Калининграде. Мы задумали серию экспедиций по городам и весям нашей родины. Назвали ее по Толкиену – "Туда и обратно".
Хотя повод отправиться в дали есть и более весомый, чем народная молва. Не все знают, что этот год для Калининградской области юбилейный – наш регион отмечает 65 лет с момента своего основания.
Экспедиции мы решили назвать этнографическими. Не потому что, что надеемся найти на ограниченном участке территории новые этносы (хотя почему бы и нет?). Наша цель – рассказать как можно больше интересных и нетривиальных подробностей о существующем народонаселении. А также о том, что это население окружает. Чем живет? Что ест, что пьет? Где работает и отдыхает? С кем спит? И так далее. Число наивных вопросов не ограничено. Мы постараемся ответить хотя бы на некоторые из них.
Идем на восток
Байка о русско-литовском языке была настолько любопытной, что маршрут первой этнографической экспедиции мы проложили в восточном направлении. Там, на границе с Литвой, ожидали увидеть совершенно другую жизнь. Конечно, не собакоголовых… Но – другую. Подогревало любопытство и еще одно обстоятельство. Уже не первую неделю на российско-литовской границе тучи ходят хмуро и раздаются мощные взрывы. На полигоне Балтфлота взрывают просроченные боеприпасы. В результате у местных жителей, в том числе и с литовской стороны, трещат по швам стены домов, а домашние животные сходят с ума.
К экспедиции мы подготовились основательно: теплая одежда, карты, навигационные приборы, редакционный "айпад", чтобы вовремя послать сигнал SOS. Взяли на всякий пожарный и русско-литовский разговорник. Поехали. За окном промелькнули мотель "Балтика", фундамент кардиоцентра, кирха Арнау, которая, как говорят, скоро станет резиденцией Патриарха… И поля, луга, поля, луга. Местами затопленные так, что кажется, едешь среди болот. Местами уже черные – постарались любители весеннего пала травы. Но по большей части – бурые, неприглядные. Навевают древнепрусскую тоску. Вдоль всей трассы Калининград – Нестеров мы не встретили ни одного (!) обработанного участка земли.
Зато Нестеров поразил своей чистотой и ухоженностью. Аккуратные домики, ровные дороги, старая немецкая брусчатка – камень к камешку. На зависть Калининграду. В центре города – крупный мемориальный комплекс, посвященный героям Великой Отечественной, рядом – памятник гвардии полковнику Нестерову, в честь которого назван город.
Подходим ближе, на скамейке возле памятника сидит одинокая старушка в бежевом плаще. В руке палочка, в глазах – слезы.
– А я ведь его хоронила, – неожиданно говорит бабушка. – Была такая же пасмурная погода…
– Кого? – удивился я. – Нестерова?
– Да, Степана Кузьмича Нестерова…
16 октября 1944 года Красная армия начала Гумбинненскую наступательную операцию. В ней танковый корпус Степана Нестерова принял самое активное участие. Его "тридцатьчетверкам", несмотря на массированный артобстрел гитлеровцев, удалось форсировать реку Писсу и стремительно ворваться в Шталлупёнен (старое название Нестерова). Так Красная армия подготовила плацдарм для Восточно-Прусской наступательной операции, которой суждено было 25 апреля 1945 года закончиться взятием Пиллау. Но Степан Нестеров до этой большой победы не дожил. 20 октября 1944 года он погиб возле местечка Кассубен (ныне – поселок Ильинское).
– Я хорошо помню Степана Кузьмича, общительный был человек, очень благожелательный, – рассказывает Зоя Ивановна Рощина. – Постоянно прихожу к памятнику, вспоминаю…
Санитарке Зое в 44-м было всего 18. Она служила в 71-м стрелковом корпусе 31-й армии. Войну закончила в Хайлигенбайле, который теперь называется Мамоново. Дойдя до этого города, 31-я армия была передана Георгию Жукову и дошла до Берлина. А Зоя Ивановна осталась в нашей области.
В сквере вокруг памятника Степану Нестерову много молодых дубов.
– Подрастают деревца, мы их сажали, а теперь вон какие, – говорит Зоя Ивановна. – Красавцы! Как мы в те годы… Ну вот и жизнь прошла. Несу теперь подарки своим четырем правнукам.
Мы поздравили фронтовичку с грядущим днем взятия Кенигсберга и вручили подарки от "Комсомольской правды".
Голые кроны дубов зашелестели от порыва ветра.
"Мы Цуканова любим"
В Нестерове обращает на себя внимание высокая башня из красного кирпича. Пожалуй, это самое высокое здание в городе. Мы отправились к ней. Попутно забежали на продовольственный рынок:
– В Калининграде уже салаку вовсю продают, а у нас каких-то тощих хлюпиков! – жалуется местная жительница.
– Это вы про мою мойву? – грозно спросила продавец.
– Про нее, про нее…
– Далеко возить из Калининграда салаку! Вот пойдет путина, тогда и привезем.
Возле железнодорожной станции "Нестеров" другие разговоры.
– Вы зачем здесь снимаете? Кто разрешение давал? – увидев нас, из пришлагбаумной будки вышел рабочий в желтой униформе.
– Мы журналисты, – отвечаем.
Увидев документы, удостоверяющие личность и профессию, железнодорожник успокоился:
– Ну так бы сразу и сказали. "Комсомолку" мы читаем, жаль про Нестеров редко пишете. А я уж думал… Тут полгода назад один долго ходил, что-то снимал. Его пограничники и замели.
– Литовский шпион оказался?
– Ну, мне они не докладывали, чей…
По вылизанной улице дошли до башни. Возле нее встретили двух пенсионерок. Одна из них, конечно, была с граблями, убирала редкий мусор.
Немецкая водонапорная башня – одна из главных достопримечательностей Нестерова.
– Это башня – наша гордость, – говорит Светлана Анатольевна Вербицкая. – Смотрите, как хорошо сохранилась. Во время войны на ней стояла пушка. Стреляла. И вообще она из рук в руки переходила.
– Пушка?
– Ну, какая пушка? Башня!
– Наверное, вода в Нестерове хорошая? – спрашиваю. – В такой башне не может быть плохой воды.
– Ой, что вы?! Плохая вода, ржавчины много…
Узнав, что мы журналисты, она сказала:
– Кроме воды, у нас большая беда с медициной. Из больницы убрали детское и родильное отделения. Теперь в Гусев приходится ездить. Очень неудобно. А вдруг рожать приспичит? Что тогда? До Гусева 20 километров. И работы у нас для молодежи нет. Спиваются. Был маслозавод какой-никакой, да он закрылся…
Потом Светлана Анатольевна понизила голос:
– Ну, вы там поосторожнее пишите. Меня здесь хорошо знают.
– Вы не депутат случайно?
– Она не депутат. Она – доверенное лицо депутата Дорофеева! – раскрыла карты ее подруга с граблями.
– Из облдумы?
– Да его.
– А он что, уроженец здешних мест?
– Нет, но от нас баллотировался. Знаете, очень хороший человек, добрый, – улыбнулась Вербицкая. – Помогает своему округу. То есть нашему.
Потом она снова стала говорить тише:
– Послушайте, вы там может, про меня и не пишите. Ладно? А то мало ли что…
– Почему не писать? – удивился я. – Вы же ни про Дорофеева, ни про Цуканова плохо не говорите…
– Нет, нет, вы что! Мы здесь Цуканова вообще любим!
– Да мы любим губернатора. Тут все за него голосовали, – присоединилась подруга Вербицкой с граблями.
Как будто в подтверждение ее слов мимо нас проехал велосипедист, который тащил на прицепе небольшую зеленую тележку. На ней крупными буквами было написано: "Гусевмолоко". Ну как же на востоке области без Гусева?
…Когда мы уходили, где-то далеко бабахнуло. Потом еще. И еще.
– Вот, опять канонада началась, – сказала подруга Вербицкой. – Совсем утомили с этими учениями.
На полигоне начали взрывать списанные боеприпасы. Через несколько минут мы загрузились в машину и направились в сторону полигона.
Чуть не взорвались
После Нестерова наш путь лежал в Кутузово – небольшой населенный пункт на самой литовской границе. Именно там находится взрывоопасный полигон. Там стоит погранзастава. Там, как говорят, аборигены слушают исключительно каунасское радио, и господствует русско-литовский диалект. (Мы решили проверить и включили радиостанцию: да, оно ловило исключительно литовские волны).
В Кутузово еще находится громадный восьмиметровый крест, который воздвигли на месте сметенного войной немецкого городка Ширвиндт. В 2007-м на это место приезжали известные актеры Александр Ширвиндт и Михаил Державин. Ширвиндт стоял тогда на высоком берегу Шешупе, дымил трубкой и внимательно слушал краснознаменского главу Владимира Сытнюка, который обещал актеру выделить участок земли в этом довольно глухом месте.
– Чисто по-родственному…
Но прошли годы, земельный вопрос благополучно утек с талыми водами Шешупе, и Ширвиндт на место одноименного города больше не возвращался.
…Где-то у деревни Бабушкино мы, наконец, встретили первый обработанный участок земли. Это порадовало, но еще больше порадовал странный монумент, воздвигнутый в чистом поле. Огромный старый дуб был опоясан невысокой оградкой из полевого камня, внутри оградки – несколько немецких крестов из свежей гранитной крошки. В этих местах шли ожесточенные бои во время обеих мировых войн. Поэтому, скорее всего, мы столкнулись с одним из безымянных содатских захоронений немецких солдат. Удивило, что не было никакой таблички.
– Наверное, висела на дубе таблица из бронзы, так ее местные старатели на лом сдали, – предположил наш водитель.
Воинское захоронение Первой мировой войны у поселка Бабушкино.
Потом выяснилось, что действительно мы повстречали одно из воинских захоронений, в котором покоятся солдаты, погибшие осенью 1915 года. 121 русский и 79 немцев. К слову, подобных захоронений в Неманском и Краснознаменском районе немало.
Километров через десять дорога заметно ухудшилась. Она имела твердое покрытие, но, увы, лишь местами – словно ее недавно обработали фронтовые бомбардировщики. Стали попадаться полуразрушенные сооружения из бетона явно советского происхождения. Огневые точки, не иначе. Внутри одного из них была вода, скованная кристально чистым льдом. Сквозь него я разглядел трупики пятнистых тритонов. Бедняжки не ожидали, что зима затянется и им не хватило воздуха.
Потом мы проехали мимом авиационного полигона, добрались до поселка, точнее до военного городка Третьяково.
– Снимай, но только из машины, – предупредил водитель фотографа. Он дока в таких вещах. Знал, что снайпера не дремлют. Шутка.
Именно здесь, как указывала карта, находилась развилка и дорога к бывшему Ширвиндту. Мы нашли эту трассу, но асфальт на ней оказался совершенно разбит. А, кроме этого, проехать по ней мешали два бетонных противотанковых надолба. Наш "Пежо" даже не "Тигр", поэтому надолбы стали непреодолимым препятствием. Мы повернули в другую сторону.
Взрывы больше не раздавались. Мы ехали по совершенно разбитой дороге. Вокруг расстилались пустые поля, местами испещренные древними воронками. Они были похожи на грязные залатанные подстилки. И – ни души. Ни одного рукотворного строения. Даже первые весенние птицы как-то подозрительно притихли… Скоро пустота получила свое объяснение – когда мы неожиданно вынырнули из полуоткрытых ворот. На воротах висела табличка. Оглянулись, прочитали: "Полигон. Осторожно, взрывы!"
– Ох ты! Нам повезло, – вздохнул водитель. – Могли и взорваться.
– Могли…
Счастливые поехали дальше. И снова – голые поля.
Наконец, за редкими деревьями мелькнули крыши домов. Цивилизация!
Поселок, которого нет на карте
Деревня была странной. Мало того, что ее не было на карте, так на домах никаких табличек, на центральной улице никаких указателей. Людей тоже незаметно. Проехали, наверное, половину поселка – ни души.
– Я понял, это деревня вампиров, – радостно провозгласил наш водитель.
– Причем, советских, – добавил фотокор.
И правда: здесь не было немецких домов. Совершенно. Преимущественно одно-, двухэтажные сооружения из силикатного кирпича. Такие дома строили в советские годы для тружеников совхозов и колхозов.
В поселке Мирном, когда молчит соседний полигон, очень тихо. Людей не видно, только гуси копошатся в канаве.
Только мы подумали про вампиров, как в окне одного из домов мелькнула занавеска. Остановились. Во дворе показалась женщина в белом платке. Она была симпатична, от нее веяло жизнелюбием и каким-то мощным некрасовским духом. Какие уж тут вампиры?! И имя у женщины оказалось самое что ни на есть русское – Ольга. И говорить она начала на чистом русском, без всяких литовских примесей. Так был развеян миф о странном диалекте.
– Наш поселок называется Мирный, – вывела нас из географического тупика Ольга. – Раньше здесь было подсобное хозяйство Балтфлота, выращивали свиней, коров… Рядом ведь громадный полигон.
С развалом Советского Союза подсобное хозяйству флоту стало ни к чему. Так Мирный потерялся – и на карте, и вообще.
– 17 лет бьемся за статус нашего поселка – ноль! – продолжает Ольга. – Чтоб его хотя бы признали. А без статуса никуда. Землю не приватизируешь, кредит на развитие своего хозяйства не возьмешь. Кто же даст кредит, если у тебя по документам нет ни земли, ни дома? Вот так и существуем на краю мира.
Молодежь с "края мира" убежала в Калининград. Осталось несколько десятков человек 40 лет и старше. В основном женщины. Ближе к литовской границе в постперестроечное время обосновался новый этнос – армяне. Выращивают овец, торгуют мясом.
– Живем своим хозяйством, разводим коров, сажаем огород, – продолжает Ольга. – Две семьи в поселке пекут хлеб, берем у них. Другие продукты продают с машин.
Добраться в соседний поселок Добровольск – а он всего километрах в десяти – непросто. Автобус хоть и ходит, но крайне нерегулярно. Может туда уехать, а обратно не вернуться. И – пешком по разбитому шоссе. Наматывая километры на подошвы. По выходным вообще связь с большой землей теряется, у автобуса выходной.
– Раньше можно было добраться школьным автобусом, но потом взрослых перестали пускать. Говорят, небезопасно.
Предприятий в Мирном, конечно, нет. Как ни странно, аборигенам помог финансово-экономический кризис. Точнее, антикризисные меры.
– Объявили об общественных работах, мы само собой на них записались. Деньги маленькие – три тысячи с хвостиком, – но кое-что, – вспоминает жительница Мирного.
– Что делали? – спрашиваю.
– Детскую площадку построили, там, в конце поселка. И Таня Малер молодец. Наша активистка. Она в прошлом году День поселка устроила…
Вручив Ольге сувениры от "Комсомолки", мы отправились посмотреть на детскую площадку. Она оказалось очень простенькой и милой. Но – совсем без детей. Только в соседнем огороде на грядках ковырялся одинокий мальчишка лет пяти. Играл то ли в машинки, то ли в солдатиков. Он согнулся над землей, целиком и полностью погрузился в игру… И нас не заметил. А может, сделал вид, что не заметил.
Когда уезжали, мне стало невыносимо жалко этого мальчишку из Мирного. Как будто его одиночество стало моим.
Пять фактов о Нестерове
1. Бывшее название города Шталлупёнен имеет прусские корни. Оно означает "селение у воды".
2. Гитлера раздражали географические названия с прусскими или литовскими корнями. Поэтому в 1938 году Шталлупёнен был переименован в Эбенроде.
3. Самый знаменитый житель Нестерова – летчик-космонавт, герой Советского Союза Виктор Пацаев, трагически погибший в 1971 году. В Нестерове он окончил школу.
4. Во время Второй мировой войны под Эбенроде находился фашистский концлагерь Офлаг-52, в котором погибло до 8 тысяч советских солдат.
5. Шталлупёнен трижды находился под управлением русской администрации: в настоящее время, с 1757 по 1761 годы и во время Первой Мировой войны – с осени 1914 года по февраль 1915 года.